Как и следовало ожидать, рекомендации комиссии, касающиеся следующего пилотируемого полета, были очень осторожными. Мне тогда казалось, гораздо более осторожными, чем это было необходимо. Комиссия считала, что следует начать с запуска двух беспилотных кораблей, состыковать эти корабли в автоматическом режиме на орбите, затем расстыковать и посадить на Землю. Если все пройдет нормально, то запустить третий беспилотный корабль. Затем запустить корабль с одним космонавтом на борту и осуществить стыковку пилотируемого корабля с беспилотным. И только после успешного завершения этих полетов вернуться к начальной программе - полету четырех человек на двух кораблях с переходом двух космонавтов из одного корабля в другой. Теперь наш полет стал зависеть от многих «если».
Для следующего пилотируемого полета был выбран Георгий Тимофеевич Береговой. Это был «ставленник» Каманина. Он, наверное, судил о Береговом по его биографии. Я уверен, что биография является самой надежной характеристикой человека. К сожалению, в реальной жизни мы очень часто упускаем это из виду. Когда приходится делать выбор, кому следует поручить то или иное дело или даже кому отдать власть в стране, мы нередко принимаем во внимание то, что человек говорит, а не то, что им было сделано. Если человек утверждает, что он сможет что-то сделать, мы этому верим, не заглядывая в его прошлое и не пытаясь понять, а выполнял ли он что-либо подобное в своей жизни. У Берегового была богатейшая летная биография. Совсем молодым он пошел на войну. Там проявил незаурядные мастерство и героизм. Стал командиром эскадрильи Штурмовой авиации. За личные боевые подвиги был удостоен звания Героя Советского Союза и награжден многими боевыми орденами. После войны окончил военную академию и стал военным летчиком-испытателем. А в возрасте сорока трех лет по рекомендации Каманина его зачислили в отряд космонавтов. Многие отнеслись там к Береговому с ревностью. В то время космические полеты считались уделом молодых. Кроме того, в отряде были кандидаты с уже пятилетним стажем, и вдруг появляется человек, который может их опередить. Вполне понятные эмоции.
Но Георгий Тимофеевич быстро вписался в молодой коллектив. Он сразу стал жить нашей жизнью: слушал лекции, тренировался в управлении кораблем, прыгал с парашютом, занимался физкультурой. Он был общителен, любил шутить и скоро расположил к себе остальных. Однажды, правда, его общительность дорого ему обошлась.
Помню, мы как-то возвращались из Крыма после тренировок по эвакуации с водной поверхности. Когда пришли в самолет, чтобы лететь в Москву, увидели посередине салона большую бочку и несколько деревянных ящиков. Оказалось, что в местном совхозе каким-то образом узнали, что мы из Звездного городка, и подарили нам литров двести сухого вина и ягоды нового урожая. Конечно, мы обрадовались. Прилететь домой должны были вечером в пятницу, решили поставить бочку и ящики в гараж одного из членов нашей группы, чтобы на следующее утро разделить привезенное между всеми, кто придет. Утром к назначенному времени пришли многие. В основном, чтобы пообщаться друг с другом. Всем также очень забавной представлялась процедура дележа вина. Собрали банки, бутылки и стали думать, как же в них перелить содержимое бочки. Поднять ее было невозможно. Кто-то предложил переливать с помощью шланга. Принесли новый шланг. Он оказался очень широким и пах резиной. Но другого не было. Возник вопрос: кто будет подсасывать? И тут все дружно закричали: «Конечно, Георгий Тимофеевич!» К тому времени все его уже искренне уважали и никто и не предполагал, какую свинью ему подкладывали. Георгий Тимофеевич согласился, опустил один конец шланга в бочку, второй взял в рот, вдохнул - один воздух. Слишком широкий шланг. Вдохнул еще раз - опять один воздух. Тогда он делает третий, роковой вдох, и мы видим, как он вырывает шланг изо рта и начинает кружиться около гаража, держась за грудь. Оказалось, что перед третьим вдохом вино было уже совсем близко к выходу, и, когда он его сделал, оно ударило ему в легкие. Удар был болезненный. К тому же вино сразу попало в кровь, и Георгий Тимофеевич заметно захмелел. Мы все почувствовали себя неловко, понимая, что испортили ему настроение, а он улыбнулся, бросил какую-то шутку и, держась за грудь, пошел домой. Две недели после этого у него ломило в груди, а он вспоминал о случившемся не иначе как о веселом эпизоде.
Итак, было решено, что на втором пилотируемом «Союзе» полетит Береговой. Для него началась напряженная жизнь. В комнате учебного отдела на стене опять появился огромный лист ватмана с программой подготовки. На нем с помощью придуманных методистами символов указано содержание каждого часа подготовки на все дни, вплоть до вылета на космодром. Кружок обозначал тренировку на комплексном тренажере, квадратик - лекцию, самолетик - полеты и т.д. Как только элемент подготовки выполнялся, символ закрашивался. К вылету на космодром должны быть закрашены все.
В то время в Звездном городке уже сформировалась профессиональная школа подготовки космонавтов. Она имела прекрасные тренажеры и спортивные сооружения. В прикомандированном авиационном полку были разные самолеты и вертолеты. Сложился коллектив методистов, которые умели планировать подготовку, организовывать ее и проводить занятия. Конечно, все это стоило больших денег, но в руководстве Министерства обороны Звездный городок любили и денег на него особо не жалели.
Я помню, тогда много спорили о том, нужен ли вообще Центр подготовки космонавтов как специализированная организация. В США такого центра нет. Там космонавтов готовит та же организация, которая создает космические корабли. Для тренировок используются те же стенды, на которых инженеры отрабатывают бортовые системы. А если нужен самолет для полетов или плавательный бассейн для занятий физкультурой, то их арендуют на необходимое время, а не содержат постоянно.
Безусловно, для космонавтов подготовка в Звездном городке очень удобна. Все сконцентрировано в одном месте. Здесь можно жить, питаться, тренироваться. Все для тебя заранее подготовлено - нет никаких забот, кроме основной работы. Но, с другой стороны, американские астронавты постоянно общаются с теми, кто создает корабль, и непосредственно участвуют в его наземной отработке. Это позволяет им значительно глубже изучить и устройство корабля, и его возможности. Споры были абстрактными. Никто ничего менять не собирался, да и нас сложившаяся практика вполне устраивала.
Береговой готовился в том же режиме, в котором до этого готовились мы. Утром он забегал в учебный отдел посмотреть, что запланировано на день, потом проходил серию тренировок по предписанному графику, а вечером, когда обязательная программа была выполнена, брал в секретной библиотеке технические описания бортовых систем и уединялся для самостоятельного изучения.
Вскоре было принято решение и о наших экипажах. Хрунова и меня оставили в основном составе. Командирами назначили Владимира Шаталова и Бориса Волынова. Начался новый цикл подготовки. Предполагалось, что он будет более продолжительным, чем первый. Не все сразу получалось с новыми командирами. Слишком они отличались по характеру от тех, к кому мы привыкли. С прежними отношения у нас были как с равными - каждый знал свои функции и свою ответственность. Работали дружно, согласованно, и никаких трений не возникало. Мы понимали, что командиры вправе принимать решения, но привыкли к тому, что и Комаров, и Быковский всегда советовались с нами. Владимир и Борис внутренне были настроены командовать. А мы должны были подчиняться. Это на нас с Женей подействовало парализующе. Не хотелось работать. Мы вытерпели несколько тренировок, потом решили поговорить с командирами. Разговор был непростой, но полезный. После него обстановка стала меняться и постепенно пришла в норму. Но это уже были отношения не друзей, а партнеров по работе.