Когда играли в жмурки и Лида ловила детей, Игорь нарочно попадался в ее слепые руки.
– Неправильно! – кричал Клим, и все соглашались, – да, неправильно! А Туробоев, высоко подняв красивые брови свои, убедительно говорил:
– Но, господа, она слабенькая.
– Нет! – возмущалась Лида. – Все-таки – нет!
– Я тоже слабенькая, – обиженно заявила Люба Клоун, но Туробоев, завязав себе глаза, уже бросался ловить.
Случилось, что Дмитрий Самгин, спасаясь от рук Лиды, опрокинул стул под ноги ей, девочка ударилась коленом о ножку стула, охнула, – Игорь, побледнев, схватил Дмитрия за горло:
– Дурак! Нечестно играешь.
А когда было замечено, что Иван Дронов внимательно заглядывает под юбки девочек, Туробоев решительно потребовал, чтоб Дронова не приглашали играть.
Иван Дронов не только сам назывался по фамилии, но и бабушку свою заставил звать себя – Дронов. Кривоногий, с выпученным животом, с приплюснутым, плоским черепом, широким лбом и большими ушами, он был как-то подчеркнуто, но притягательно некрасив. На его широком лице, среди которого красненькая шишечка носа была чуть заметна, блестели узенькие глазки, мутноголубые, очень быстрые и жадные. Жадность была самым заметным свойством Дронова; с необыкновенной жадностью он втягивал мокреньким носом воздух, точно задыхаясь от недостатка его. Жадно и с поразительной быстротой ел, громко чавкая, пришлепывая толстыми, яркими губами. Он говорил Климу:
– Я – человек бедный, мне надобно много есть. По настоянию деда Акима Дронов вместе с Климом готовился в гимназию и на уроках Томилина обнаруживал тоже судорожную торопливость, Климу и она казалась жадностью. Спрашивая учителя или отвечая ему, Дронов говорил очень быстро и как-то так всасывая слова, точно они, горячие, жгли губы его и язык. Клим несколько раз допытывался у товарища, навязанного ему Настоящим Стариком:
– Отчего ты такой жадный?
Дронов шмыгал носом, скашивал в сторону беспокойные глазки свои и не отвечал.
Но в добрую минуту, таинственно понизив высокий, резкий голос свой, он сказал:
– В меня голодный чевряк посажен.
– Червяк, – поправил Клим.
– То – червяк, а это – чревяк.
И быстреньким шопотом он поведал, что тетка его, ведьма, околдовала его, вогнав в живот ему червя чревака, для того чтобы он, Дронов, всю жизнь мучился неутолимым голодом. Он рассказал также, что родился в год, когда отец его воевал с турками, попал в плен, принял турецкую веру и теперь живет богато; что ведьма тетка, узнав об этом, выгнала из дома мать и бабушку и что мать очень хотела уйти в Турцию, но бабушка не пустила ее.
Заметив, что Дронов называет голодного червя – чевряком, чреваком, чревоедом, Клим не поверил ему. Но, слушая таинственный шопот, он с удивлением видел пред собою другого мальчика, плоское лицо нянькина внука становилось красивее, глаза его не бегали, в зрачках разгорался голубоватый огонек радости, непонятной Климу. За ужином Клим передал рассказ Дронова отцу, – отец тоже непонятно обрадовался.
– Слышишь, Вера? Какая фантазия, а? Я всегда говорил, что это способнейший мальчишка...
Но мать, не слушая отца, – как она часто делала, – • кратко и сухо сказала Климу, что Дронов все это выдумал: тетки-ведьмы не было у него; отец помер, его засыпало землей, когда он рыл колодезь, мать работала на фабрике спичек и умерла, когда Дронову было четыре года, после ее смерти бабушка нанялась нянькой к брату Мите; вот и все.
– Да, Вера, – сказал отец, – но все-таки обрати внимание...
Дмитрий Самгин широко улыбнулся и проговорил:
– Клим тоже любит врать. Отец повернулся к нему:
– Ты сказал грубо, Митя. Надо различать ложь от фантазии...
Тут пришел Варавка, за ним явился Настоящий Старик, начали спорить, и Клим еще раз услышал не мало такого, что укрепило его в праве и необходимости выдумывать себя, а вместе с этим вызвало в нем интерес к Дронову, – интерес, похожий на ревность. На другой же день он спросил. Ивана:
– Ты зачем наврал про тетку? Тетки-то не было. Дронов сердито взглянул на него и, скосив глаза, ответил:
– А ты – не болтай, чего не понимаешь. Из-за тебя мне бабка ухи надрала... Бубенчик!