У него неожиданно возник – точно подкрался откуда-то из темного уголка мозга – вопрос: чего хотела Марина, крикнув ему: «Ох, да иди, что ли!» Хотела она, чтобы он ушел, или – чтоб остался с нею? Прямого ответа на этот вопрос он не искал, понимая, что, если Марина захочет, – она заставит быть ее любовником. Завтра же заставит. И тут он снова унизительно видел себя рядом с нею пред зеркалом.
Прошло более недели, раньше чем Захарий позвонил ему по телефону, приглашая в магазин. Самгин одел новый фланелевый костюм и пошел к Марине с тем сосредоточенным настроением, с каким направлялся в суд на сложно запутанный процесс. В магазине ему конфузливо и дружески улыбнулся Захарий, вызвав неприятное подозрение:
«Дурак этот, кажется, готов считать меня тоже сумасшедшим».
Марина встретила его, как всегда, спокойно и доброжелательно. Она что-то писала, сидя за столом, перед нею стоял стеклянный кувшин с жидкостью мутножелтого цвета и со льдом. В простом платье, белом, из батиста, она казалась не такой рослой и пышной.
– Выпей, – предложила она. – Это апельсинный сок, вода и немножко белого вина. Очень освежает.
Сначала говорили о делах, а затем она спросила, рассматривая ноготь мизинца:
– Ну, что скажешь о радении?
– Я – изумлен, – осторожно ответил Самгин.
– Захарий говорил мне, что на тебя подействовало тяжело?
– Да, знаешь...
– Чем же изумлен-то?
– Ведь это – безумие, – не сразу сказал он.
– Это – вера!
Теперь Марина, вскинув голову, смотрела на него пристально, строго, и в глазах ее Самгин подметил что-то незнакомое ему, холодное и упрекающее.
– Это – больше, глубже вера, чем все, что показывают золоченые, театральные, казенные церкви с их певчими, органами, таинством евхаристии и со всеми их фокусами. Древняя, народная, всемирная вера в дух жизни...
– Мне это чуждо, – сказал Самгин, позаботясь о том, чтоб его слова не прозвучали виновато.
– А это – несчастье твое и подобных тебе, – спокойно откликнулась она, подстригая сломанный ноготь. Следя за движениями ее пальцев, Самгин негромко сказал:
– Я совершенно не понимаю, как ты можешь... Но она не дала ему кончить, снова глядя на него очень строго.
– Ты меня ни о чем не спрашивай, а что надобно тебе знать – я сама скажу. Не обижайся. Можешь думать, что я играю... от скуки, или еще что. Это – твое право.
Он замолчал, глядя на ее бюст, туго обтянутый батистом; потом, вздохнув, сознался:
– Я сожалею, что... видел тебя там... Он говорил не о том, что видел ее нагой, но Марина, должно быть, поняла его так.
– Это пустяки, – небрежно сказала она. – Но ты видел, чем издревле живут миллионы простых людей.
Она встала, встряхнув платье, пошла в угол, и оттуда Самгин услыхал ее вопрос:
– Серафиму-то Нехаеву узнал?
– Нехаева? – повторил Самгин давно забытое имя. – Там?
– Ну да! Бесновалась, седенькая, остроносая, вороной каркала: «Дхарма, Дхарма!» А наверное, толком и не знает, что такое Дхарма, Аодахья.
– Вот как... странно, – сказал Самгин, а она, подходя к столу, продолжала пренебрежительно:
– Как везде, у нас тоже есть случайные и лишние люди. Она – от закавказских прыгунов и не нашего толка. Взбалмошная. Об йогах книжку пишет, с восточными розенкрейцерами знакома будто бы. Богатая. Муж – американец, пароходы у него. Да, – вот тебе и Фимочка! Умирала, умирала и вдруг – разбогатела...
Самгин, слушая, удовлетворенно думал:
«Нет, она не может серьезно относиться к пляскам на заводе искусственных минеральных вод! Не может!»
И, почувствовав что-то очень похожее на благодарность ей, Самгин улыбнулся, а она, вылавливая ложкой кусок льда в кувшине, спросила, искоса глядя на него:
– Чему смеешься?
Он промолчал, не решаясь повторить, что не верит ей и – рад, что не верит.
– Неизлечимый ты умник, Клим Иванович, друг мой! – задумчиво сказала она, хлебнув питья из стакана. – От таких, как ты, – болен мир!
Поставив стакан на стол, она легко ладонью толкнула Самгина в лоб; горячая ладонь приятно обожгла кожу лба, Самгин поймал руку и, впервые за все время знакомства, поцеловал ее.
– Неизлечимый, – повторила она, опустив руку вдоль тела. – . Тоскуешь по вере, а – поверить боишься.
Самгину показалось, что она хочет сесть на колени его, – он пошевелился в кресле, сел покрепче, но в магазине брякнул звонок. Марина вышла из комнаты и через минуту воротилась с письмами в руке; одно из них, довольно толстое, взвесила на ладони и, небрежно бросив на диван, сказала:
– Крэйтон все упражняется в правописании на русском языке. Сломал ногу, а ударило в голову. Сватается ко мне.
– Он – что? Сватается? – спросил Самгин удивленно и, тотчас же сообразив, что удивление – неуместно, сказал-
– Это меня не удивляет.
– Да, – сказала Марина, бесшумно шагая по ковру. – Сватаются. Не один он. Они – свататься, а я – прятаться, – скучновато сказала она, остановясь, и спросила вполголоса:
– Видел меня нагую-то?
Самгин не успел ответить, – выгнув грудь, проведя руками по бедрам, она проговорила тихо, но сурово:
– Какой мужчина нужен, чтоб я от него детей понесла? То-то!
Затем, тряхнув головою, проговорила глухо, с легким хрипом в горле:
– Супругу моему я за то, по смерть мою, благодарна буду, что и любил он меня, и нежил, холил, а красоту мою – берег.
Самгину показалось, что глаза у нее влажные, – он низко наклонил голову, успев подумать:
«Говорит, как деревенская баба...» И вслед за этим почувствовал, что ему необходимо уйти, сейчас же, – последними словами она точно вытеснила, выжала из него все мысли и всякие желания. Через минуту он торопливо прощался, объяснив свою поспешность тем, что – забыл: у него есть неотложное дело.
«Цинизм и слезы», – думал он, быстро шагая по раскаленной зноем улице.
«Что-то извращенное, темное... Я должен держаться дальше от нее...»
Через несколько дней он совершенно определенно знал: он отталкивается от нее, потому что она все сильнее притягивает его, и ему нужно отойти от нее, может быть, даже уехать из города.
И в середине лета он уехал за границу.
ПРИМЕЧАНИЯ
В двадцать первый том собрания сочинений вошла третья часть «Жизни Клима Сангина», написанная М. Горьким в 1928 – 1930 годах. После первой отдельной публикации эта часть произведения автором не редактировалась.
ЖИЗНЬ КЛИМА САМГИНА
(Сорок лет)
Повесть
Часть третья
Часть текста (от начала до слов: «Тишина росла, углублялась, вызывая неприятное ощущение...», стр. 98 настоящего тома) впервые опубликована в журнале «Звезда», 1930, №№ 1 – 4, январь – апрель. Полностью напечатано отдельной книгой одновременно издательством «Книга», 1931, и ГИХЛ, М. 1931.
К работе над третьей частью М. Горький приступил, очевидно, со второй половины февраля 1928 года, после окончания второй части.
В начале 1930 года, посылая рукопись части третьего тома «Жизни Клима Самгина» редактору журнала «Звезда», В. М. Саянову, М. Горький писал:
«Вот Вам обещанный материал.
Не мог прислать его раньше, потому что случилась идиотская история: весною, уезжая в Москву, засунул куда-то рукопись второй редакции и – не нашел ее. Принужден был работать с черновиком, восстановляя вторую редакцию по памяти...» (Архив А. М. Горького).
Из переписки М. Горького с Государственным издательством явствует, что рукопись третьего тома около 15 сентября 1930 года уже находилась в издательстве (Архив А. М. Горького).
Как видно из письма М. Горького Д. И. Курскому от 17 февраля 1931 года, том третий вышел из печати в первых числах февраля 1931 года.
Третья часть «Жизни Клима Самгина» включалась в собрания сочинений, выходившие после 1931 года.
Печатается по тексту отдельного издания «Книга», 1931, сверенному с оригиналом набора, авторской корректурой этого издания и с рукописью произведения (Архив А. М. Горького).