Ответом ему был поток еще более грязных ругательств.
Сарн рассмеялся.
— Кто-нибудь, сходите за фершайхским ошейником. А пока продолжим с тобой, Люк. Марви!
Но прежде чем здоровяк успел оставить блондинку в покое, мертвенную тишину зала нарушил легкий кашель.
— Простите, Сарн, но я позволю себе прервать ваше развлечение.
Пират резко развернулся в ту сторону, откуда донесся голос. Говорил один из пленников. Ничем внешне не примечательный русоволосый мужчина лет сорока. Мимо такого пройдешь — и не заметишь. Взгляду просто не за что зацепиться. Средний рост, среднее лицо…
И все же… мало кто позволит себе что-то подобное…
— Кто ты такой?
— Эрасмиус Гризмер. Я полагаю, вы слышали обо мне, капитан.
Эрасмиус Гризмер!
Это имя прогремело громом над головами пиратов.
Эрасмиус Гризмер.
Пассажиры отшатнулись в сторону, как будто он был чем-то донельзя опасным и отвратительным.
Эрасмиус Гризмер.
Сарн расхохотался. Громко и задорно, словно и не он только что издевался над беззащитной женщи-ной. Впрочем, знающие его люди, не дали бы высокую цену за шкуру человека, который вызвал этот смех.
— Док, какая судьба вас занесла на корабль? И помнится, у вас было другое лицо — на сайтах новостей в инфосетях?
Эрасмиус улыбнулся.
— Уважаемый капитан, это одна из моих маленьких разработок. Биомаска, полностью имитирующая человеческое лицо. Не буду рассказывать все здесь и сейчас, но поверьте — ее не обнаружит ни один сканер. И при медосмотре она будет вести себя, как живая. Если вы поцарапаете мне лицо… кстати, можете попро-бовать, я не почувствую боли. Так, легкое пощипывание. Но вы увидите вполне натуральные кровь и мясо. Ученый вежливо улыбнулся и развел руками.
Сарн с уважением взглянул на этого человека. Мало кто был бы так спокоен на его месте. Хотя…
Сарн знал, что вызывает у всех — страх. Но имя Эрасмиуса Гризмера вызывало у людей холодный ле-денящий ужас. И — заслужено.
Пират перевел взгляд на женщину, которая старалась не стонать у его ног — и коротко распорядился, подозвав к себе Счастливчика Локо.
— Этих двух шлюх — и еще вон ту, темненькую — в отдельную камеру. Обычная процедура. Остальные в вашем распоряжении. Трофеи собрать. Считать потом будем. Корабль возьмем призом, продадим ребятам из Альфа-два. Переведи сюда человек пятьдесят, думаю, должно хватить.
— Слушаюсь, кэп!
— Выполняй. А я пообщаюсь с уважаемым доктором… если это он.
Последние слова были сказаны с явной угрозой. Но Эрасмиус Гризмер даже бровью не повел. Он был абсолютно и безмятежно спокоен. И Сарн оценил это спокойствие. Мало кто был бы таким невозмутимым, учитывая его репутацию. Но Гризмер…
Этот — еще и не то мог.
Сарн улыбнулся светловолосому человеку.
— Док, прошу вас на мой корабль. Я последую за вами через пять минут. Дорт, проводи уважаемого доктора в мою каюту!
Разиня Дорт сделал вежливый жест плазмером. Доктор чуть скривился и осторожно, одним пальчиком, отодвинул оружие в сторону.
— Сделайте одолжение, не машите им на меня. От него гарью пахнет. Сколько вы его не чистили?
Сарн сделал себе пометку — поглядеть потом оружие Разини — и если он правда не чистил плазмер — вставить ему лещей по самые рога. Разорвет еще оружие… Разиню не жалко, но может кто-то другой пока-лечиться.
А потрясающая чувствительность к запахам — это действительно было одно из свойств уважаемого док-тора.
Несколько секунд Сарн еще стоял и смотрел как командует Локо, а в голове крутились самые разные мысли.
Что Гризмер здесь делает?
Почему он так спокоен?
Что можно получить от этого доктора и где его использовать?
Это все предстояло выяснить.
Эрасмиус Гризмер. Что же Сарн про него слышал…
На память капитан никогда не жаловался. Стоило сосредоточиться — и перед его мысленным взором за-мелькали страницы инфосети.
***
Эрасмиус Гризмер.
Он же — Безумный доктор, он же Полярный убийца, он же доктор Моро, он же доктор Лектер. Это были еще самые распространенные клички. А число им было — легион. Каждый инферлист старался как-нибудь да вы-делиться из стаи шакалов пера, рассказав по-своему о гениальном — и безумном ученом.
Его история началась около тридцати лет назад. Когда в семье обычных инженеров на Артонге родился гениальный ребенок.
Хотя это поняли не сразу. До шести лет Эрасмиус молчал, несмотря на все усилия психологов, родителей, логопедов и педагогов. В детском саду он сидел, отвернувшись лицом к стене. Никогда не смотрел познава-тельные и развивающие голофильмы или мультфильмы. Брезгливо отказывался от любой еды, если она была приготовлена вне дома. Ни один ребенок не подходил к нему близко, потому что Эрасмиус просто разворачивался и уходил. А когда дети решили побить его — устроил настоящее светопреставление. Дрался, царапался, кусался, как дикий звереныш… Он попал тогда в больницу вместе с несколькими своими противниками.
Одним словом, психологи поставили на нем жирный крест уже к пяти годам. И советовали родителям скорее отдать его в лечебницу. Или куда-нибудь еще.
Родители гордо отказывались. 'Пусть он сумасшедший. Пусть хоть какой. Это — мой ребенок. И для меня он самый лучший' — повторяла мама Эрасмиуса.
Все изменилось, когда малышу исполнилось шесть лет. Его мать родила второго ребенка. Девочку. Но и тут судьба была беспощадна. Люсия Гризмиер родилась с пороком Вейларо — Инковского. Видимо потому что в молодости ее отец работал на добыче муарта. Безумно опасный материал, рядом с которым уран был прак-тически не радиоактивным элементом, так или иначе воздействовал на организм шахтера. И все сказывалось на его детях.
Поэтому на добычу муарта направляли либо тех, кого было все равно не жалко — пираты, воры, отребье, либо — либо туда ехали вполне добровольно. Чтобы заработать и вырваться из нищеты.
Алексиус Гризмер был инженером. И поступил именно так. Приехал по доброй воле, заработал себе на до-мик с садиком и тихую старость — и уехал. Вроде бы живой и невредимый. Но…
Эрасмиус по общему мнению получился ненормальным. А порок Вейларо-Инковского у дочери был по сути приговором. Девочке могли поддерживать жизнь только в клинике. Потому что ее кости были слишком хрупкими. Почти стеклянными. Даже не так. Стекло может быть прочным. А тут… малейший толчок, ма-лейшее сжатие — и кости только хрупнут, сломанные в пыль. С этим боролись. Да. Но всем было ясно, что Люсия никогда не выйдет из клиники. Никогда не побежит по траве с другими детьми. Никогда не сможет любить, рожать своих собственных…
Ничего не сможет. Ее мир будет ограничен больничной палатой.
Это понимали все. Кроме Эрасмиуса.
Детям неведомо такое слово 'никогда'. И мальчик целыми днями просиживал в палате сестренки. Разгова-ривал с ней. Что-то показывал, играл в свои любимые игрушки…
Да, разговаривал. Именно тогда мальчик заговорил — на удивление чисто и четко, вызвав слезы радости у своих родителей. И не просто заговорил. А спокойно объявил, что найдет лекарство от болезни сестренки.
Это приняли с улыбкой. Мало ли что говорят дети. И родители начали осторожно готовить сына к тому, что Люсия обречена. Рано или поздно ее косточки потеряют последнюю прочность — и девочка просто умрет, не дожив даже до десяти лет. Так бывало. Кости становились настолько хрупкими, что их могло сломать даже неосторожное движение. Даже резкий вздох. И — все. Смерть.
Но Эрасмиус ничего не слушал.
Мальчик полностью сосредоточился на достижении своей цели. Биология, анатомия, физиология, патоло-гия, книги, фильмы, аудиокниги…
Когда его родители увидели на столе восьмилетнего ребенка учебник физиологии, они были в шоке. А когда мальчик спокойно начал им объяснять, что он прочитал и что понял, шок перешел в… ужас? По-трясение?!
Они и сами не знали. Но сильно подозревали, что способности их первого ребенка выходят за грань нор-мального.