– Поверьте мне, – заявил он как-то вечером, – все женщины – потаскухи.
– Даже я? – спросила Мария.
– О, мадам, – ответил он, церемонно поклонившись, – вы королева!..
Глава XII Возвышение Армана Жана дю Плесси
Мария была привязана к вернейшим своим слугам, и епископ Люсонский долгое время был ее любимцем119.
Франсуа БлюшПри дворе молодого Людовика XIII на епископа Люсонского наконец обратили внимание. Его несомненные таланты произвели впечатление на королеву-мать, которая и после достижения сыном совершеннолетия по-прежнему оставалась у власти. По выбору Марии дю Плесси был назначен духовником Анны Австрийской. Ему также удалось добиться расположения фаворита королевы-матери Кончино Кончини. В ноябре 1615 года он получил должность чиновника, ведающего раздачей милостыни при дворе Анны, супруги Людовика. По словам историка Энтони Леви, «жалованье составляло всего триста ливров, но обязанности были необременительными, а сама должность обеспечивала ее владельцу достаточно надежное положение при дворе»120.
Забегая вперед, скажем, что в 1617 году дю Плесси продаст эту должность за 60 тысяч ливров наличными.
Как видим, поначалу этот человек не играл заметной роли в камарилье, но уже в мае 1616 года он был назначен государственным советником, а 25 ноября того же года Мария Медичи назначила его министром (государственным секретарем), ответственным за ведение иностранных и военных дел. «Это принесло ему 17 ООО ливров, к ним следует добавить 2000 ливров, которые он получал как член Королевского совета, и специальный пенсион в 6000 ливров, выплачиваемый королем»121.
Первый год дю Плесси во власти совпал с началом войны между Испанией, которой тогда правила династия Габсбургов, и Венецией, с которой Франция состояла в военном союзе. Эта война грозила Франции новым витком религиозных распрей, ибо Венеция в то время конфликтовала с Ватиканом, отрицая абсолютную власть папы Римского.
Как венецианцы, так и испанцы посчитали назначение дю Плесси победой испанцев и папы, поскольку в их представлении епископ прочно ассоциировался с прокатолическим крылом, хотя сам дю Плесси старался выказывать беспристрастное отношение как к католикам, так и к гугенотам.
Как министр, он обязан был блюсти интересы Франции на севере Италии, но – при сохранении мира. С этой целью (сохранить мир) дю Плесси предлагал французское посредничество в разрешении конфликтов, но и венецианцы, и савойцы отказались от подобных услуг, не веря в силу и стабильность администрации Кончино Кончини.
В результате его деятельность сводилась лишь к заверениям соседних государств в том, что «политика французских властей всегда будет оставаться открытой».
Важно указать, что в 1616 году еще не было явных размолвок между юным королем и его матерью, но вот неприязнь Людовика XIII к Кончино Кончини становилась все более и более очевидной.
Биограф будущего кардинала де Ришельё Энтони Леви пишет:
«С какой бы силой дю Плесси ни стремился к признанию, богатству и возможности применить свои таланты на практике, он посвящал себя укреплению de facto и de jure власти законного монарха, чьи личные недостатки, по-видимому, он уже хорошо видел. В связи с этим он совершенно обоснованно ищет общества Клода Барбена, генерального контролера финансов, который убедил его не отказываться от Люсонского прихода после назначения министром в 1616 году, чего, в свою очередь, сильно желал Кончини, поскольку эта отставка сделала бы дю Плесси в высшей степени зависимым от него самого»122.
Правда, маршал д’Анкр не особо стремился вмешиваться в политические решения, принимаемые Марией Медичи. Его интересы, главным образом, «заключались в деньгах и власти, а не в управлении, и большую часть первой половины 1617 года он провел в Нормандии»123.
Арман Жан дю Плесси, избегавший открытых нападок на Кончино Кончини, тем не менее имел достаточную свободу действий, хотя его «Мемуары» свидетельствуют о том, что он находил постоянные смены настроений итальянца утомительными.
Он, в частности, писал:
«Досадно иметь дело с тем, кто жаждет слышать лишь речи льстецов, как и с тем, кому нельзя служить, не обманывая, и кто предпочитает, чтобы его гладили по шерстке, нежели говорили правду… В эпоху правления фаворитов у любого, кто поднимается так высоко, непременно закружится голова, и он пожелает превратить слугу в раба, а государственного советника в заложника собственных страстей; попытается располагать, как своим, не только сердцем, но и честью подчиненного.