После стольких лет страданий и мук, она готова была смеяться над той маленькой Маринэ, что жаждала внимания почему-то именно тех людей, что были к ней совершенно равнодушны. Сейчас, сидя прямо напротив Димитрия за столом, она всё так же не могла не признать его красоту, это никуда не делось, однако этот образ больше не трогал её израненное сердце.
Это искреннее безразличие приносило ей истинное облегчение, ей и так слишком многое нужно сделать, не хватало ещё и преодолевать сердечные муки тупого подростка.
Аксель сдержанно и чётко рассказывал о своих успехах в академии. Из его речи она узнала, что Аксель, пусть и не гений, но преуспевающих ученик, этакий «середнячок» во всём. А ещё она узнала, что ещё один его друг Николас пребудет через пару дней. Маринэ его не знала и была просто счастлива. Димитрий иногда вставлял какие-то замечания или дополнял рассказ друга какими-то деталями, Герцог с интересом слушал, задавая множество вопросов, а Маринэ просто хотела, чтоб это закончилось как можно скорее. Уткнувшись взглядом в тарелку, она механически поглощала пищу, почти не чувствуя вкуса, но тщательно всё пережёвывая, только несварения ей не хватало для полного счастья.
Спустя ещё час с небольшим эта пытка, наконец, прекратилась, и ей позволили покинуть столовую. Стараясь идти максимально быстро, Маринэ почти летела по коридорам, но вдруг её кто-то дёрнул за больную руку с такой силой, что она чуть не упала.
Этим человеком оказался никто иной как Аксель, за спиной которого неизменно стоял Димитрий.
– Что ты опять вытворяешь? – злобно шипел старший брат, притянув её к себе ещё ближе, больно оттягивая пострадавшую руку вниз.
– О чём ты?
– Почему прислуга жалуется на твоё жестокое отношение? Что если это пойдёт дальше, представляешь какие слухи будут ходить о нашей семье?!
– Я не понимаю о чём ты и отпусти меня, наконец, мне больно! – выдернув больную руку из крепкой хватки брата, она принялась растирать запястье. Будет синяк. Опять.
– С какой стати ты решила, что можешь распоряжаться прислугой, а уж тем более увольнять кого-то из них без позволения отца? Да ещё и выпроваживать их из поместья без каких-либо рекомендаций!
– А, ты об этом, – Маринэ устало убрала выпавшую из прически прядь волос за ухо. – Эта служанка провинилась, вот я её и уволила.
– Что она сделала? Недостаточно быстро принесла туфли?
Последняя фраза вывела Маринэ из себя. Он до сих пор считает её избалованной маленькой принцессой, кем она никогда не являлась. Как можно стать таковой, если тебя игнорируют практически все люди в доме?
– Нет, из-за этого!
В бешенстве она закатала длинный рукав, случайно поцарапав ногтями тонкую кожу до крови в нескольких местах, и приставила руку прямо к лицу брата, от чего он отошёл на шаг назад. Вся тыльная часть ладони была нежно-красного цвета, всю поверхность покрывало множество прозрачных пузырьков, а чуть выше, на запястье уже всеми красками цвёл браслет из синяков.
– Эта девчонка, что ты так отчаянно хочешь защитить облила меня кипятком! Она даже не извинилась передо мной, в глазах не было ни грамма раскаяния! Она лишь стояла, смотрела мне в глаза и ухмылялась! И что? Мне нужно было дать ей медаль? Может премию выписать?! Если тебе так нравится принимать горячие ванны, так забирай её себе, пожалуйста! Можешь определить её в услужение своим горячо любимым друзьям, – она холодным взглядом прошлась по Димитрию. – Однако, чтобы она отныне даже на глаза мне попадаться не смела, иначе я сама её сварю заживо! Всё? Конфликт улажен? Не суйся больше ко мне, мне противно.
Сказав своё последнее слово, Маринэ ушла. Она направлялась в свой сад – территорию тишины и спокойствия, где она могла насладиться одиночеством и отдохнуть.
Поздно вечером, переодеваясь в ночное платье, Маринэ обнаружила, что у неё в гардеробе совсем нет платьев без корсета, кроме домашних. И если в пределах поместья ей было абсолютно всё равно как она выглядела и что о ней подумает прислуга, то в скором времени её, как единственную дочь герцога, вновь начнут приглашать на различные приёмы и чаепития. В высшее общество в домашнем платье не сунешься, есть большая вероятность прославиться сумасшедшей, а такая слава ей не нужна, уж больно много хлопот она несёт.