– Аксиль, ну пожалуйста!
– Эх, ладно, ноги поставь вот так, корпус поверни, вот, да. Одну руку кладёшь сюда, сюда же кладёшь стрелу, другую часть упираешь в тетиву, а саму тетиву оттягиваешь как можно дальше. В идеале до щеки или чуть дальше, но не сильно близко к коже, иначе есть вероятность глубоко порезаться. Стреляй!
Затаив дыхание, Маринэ выпустила стрелу прямо в Герцога. Он даже не успел испугаться, но стрела прошла прямо сквозь него, попав в самый край мишени, располагающейся на другом конце полянки.
– Да! Я попала! Я это сделала!
Вне себя от радости она бросилась брату на шею, не переставая смеяться.
– Ну всё, хватит. Я выполнил твою просьбу?
– Да, спасибо большое!
– Отлично, а теперь я пошёл и не подходи ко мне больше.
Внезапно шум детских голосов стих. На поляну, тяжело ступая массивными сапогами, вышел тот самый парень из шатра с заряженным арбалетом в руках.
– Эгегей! Посмотри какой здоровый!
Дальше для герцога всё происходило будто в замедленной съемке. Вот он поднимает свой арбалет и целится прямо в его сына, нажимает на спусковой крючок, и стрела молнией летит прямо в цель. Но в последний момента Марине успевает оттолкнуть брата, но не получается увернуться самой. Стрела попала прямо в пышную юбку платья и кажется никто не пострадал. Он не смог удержать облегчённого выдоха.
Вспышка.
– Что ты творишь, Маринэ?!
Взбешённый Рафаэль стоял на одной из самых высоких башен имения Атталь. Маринэ сидела на окне боком в одной ночной рубашке и не отрываясь смотрела на закат. Небо в розовых оттенках с примесью оранжевого будто сияло. Ветра не было, птицы не пели. Вокруг царила абсолютная тишина.
– Я думала меня похвалят, когда я вернусь. – начала она ровным, безжизненным голосом, без каких-либо эмоций. – Хоть один раз за всю жизнь мне хотелось услышать доброе слово от семьи.
На минуту она прервалась, будто обдумывала дальнейшие слова. В этой гнетущей тишине Герцогу казалось, что он слышит, как бьётся сердце Рафаэля, или это было его сердце?
– Но мне сказали, что я – позор семьи. Опять. Что я просто люблю привлекать внимание. Но я же спасла человека! Я спасла собственного брата! – её голос сорвался на крик и снова затих. – А что я получила взамен? – продолжила она хрипло. – Очередную порцию презрения и ненависти.
– Маринэ, не делай этого!
Сын сделал два шага вперёд, но был остановлен жестом сестры.
– Не подходи ко мне.
– Маринэ!
– Мне всегда казалось, что самоубийство – это трусость. Не устраивает жизнь – измени её, у нас – дворян ведь есть все деньги Империи! Вся власть! Это же совсем не трудно. Но сейчас я понимаю, самоубийство – это не трусость, это отчаяние. Я в отчаянии, Рафаэль. Я всегда боялась высоты, хотя ты этого не знаешь, но сейчас я смотрю вниз и мне не страшно. Мне всё равно.
Спустив ноги вниз, она повернулась к старшему брату лицом. Некогда прекрасные глаза, что так напоминали ему о покойной жене, сейчас были бесцветными, будто потухшими и не выражали ничего.
– Скажи, Рафаэль, я – молодец?
– Да, Маринэ. Да, ты – молодец. Ты – очень храбрая, я горжусь, что ты моя сестра. А теперь, пожалуйста, слезь оттуда и мы забудем об этом. Я обещаю, я не расскажу отцу о случившимся.
С бледных губ сорвался лёгкий смешок.
– Ему будет всё равно, даже если он узнает. В прочем, как и тебе, ты просто не хочешь поднимать шумиху из-за никчёмной сестры. Но, в любом случае, спасибо за тёплые слова. Хоть и ложь, мне приятно, наконец, услышать это. Напоследок. Прощай, брат.
Взмахнув руками, она спиной провалилась в пустоту. Длинные рукава домашнего платья подобно крыльям красиво извивались в потоке воздуха. Она была похожа на птицу.
На птицу, которая не умеет летать.
Он не успел. В момент, когда он достиг окна, тело его сестры уже было проткнуто пикой малой башни. На её лице застыла умиротворённая улыбка, а из рта тонкой струйкой текла тёмно-красная кровь.
– Нет!
Он пришёл в себя в своих покоях. Постель была взъерошена, а вся подушка мокрой. Над ним с обеспокоенным лицом стоял Франкл – его личный дворецкий.