– Ваша Светлость, мы пойдём.
Маринэ присела в реверансе. Солнечный свет выделил сильно выступающие ключицы и ряд косточек ниже. Эта картина заставила герцога задуматься на минутку, когда он в последний раз трапезничали вместе. Это точно было пару дней назад, когда Аксиль вернулся домой, его дочь точно там присутствовала, но что она ела? А ела ли она вообще?
Из собственных мыслей его вывел приглушённый смех. Не веря своим ушам, он перевёл взгляд на источник. Невоспитанный паршивец что-то увлечённо рассказывал, не переставая гримасничать, на что она ему отвечала смехом, пытаясь заглушить его рукой. В уголке глаза показалась крошечная слеза, Маринэ тут же её стёрла и улыбнулась другу так лучезарно, что у герцога замерло сердце.
Марселла.
– Аннет, вот это передай в ателье, ткань и цвет указаны в эскизах, самое верхнее платье нужно в пяти цветах, а в чёрной сейчас. Всё поняла?
– Да, миледи, – девушка присела в реверансе и тут же испарилась.
– Какая милая, – усмехнулся Аллен. – И очень расторопная. Знаешь, а она мне нравится.
– Не смей на неё заглядываться, не дотягиваешь. К тому же, у тебя есть невеста.
– Святая Элла, она похожа на дохлую рыбу, такая же… бесцветная?
– Ты – мужлан! – девушка легонько ударила друга по руке. – Ты даже не представляешь какой бриллиант тебе достался! Ух! Получишь у меня!
– Ай! Не убивай меня, ай! Стоп. Я не дотягиваю до статуса служанки, что?
– Блять.
– Что? – Аллен был крайне обескуражен новым словом. Герцог был в этом с ним солидарен. Даже будучи человеком, свободно владеющим 5 языками, слово было ему не знакомо, даже отдалённо.
– «Забей» говорю.
– Что забить? О чём ты? Тебе нужен плотник?
К счастью ситуацию спал хозяин ювелирной лавки.
– Мисс Маринэ! Как давно я вас не видел, смею предположить, что вы в добром здравии? – высокий худощавый мужчина в роскошном камзоле, расшитым золотыми нитями, спешил навстречу. Пышная копна золотистых волос была красиво убрала в низкий хвост, но несколько прядей всё равно временами выбивались из-за уха и падали на лицо, чем очень мешали ювелиру.
С неким благоговением он взял в свои руки маленькую ладошку его дочери, что казалось почти крошечной в его мягкой хватке. Вторую руку Маринэ, по привычке, поднесла к груди в знак почтения.
От этого медленного и элегантного поднятия руки, от едва уловимого движения миниатюрных пальчиков у герцога перехватило дыхание. Так всегда делала её мать.
Их голоса всё удалялись и удалялись, пока совсем не затихли, а он всё ещё сидел в карете и думал. Думал о своей покойной жене, о своей единственной дочери, и о том насколько же они похожи. И от этого становилось ещё хуже.
***
Это маленькое, уютное кафе всегда нравилось Маринэ. Об этом месте знали только избранные аристократы, кому посчастливилось быть знакомым с самим владельцем лично и получить персональное приглашение от него же. Личность владельца была неизвестна до сих пор, им мог оказаться любой прохожий на улице или участник чьего-то чаепития. Просто в один момент приходило приглашение, а приглашенный уже выбирал принять приглашение или нет. Второй вариант пока ещё никто не выбирал.
Маринэ не была исключением.
Это был очередной семейный конфликт. Новая служанка оказалась крайне жадным человеком и решила, что стащить украшение бывшей герцогини было хорошей идеей. Разумеется, что её тут же поймали и бросили в темницу. Там, обезумев от недостатка еды и воды, она, в надежде избежать наказания, обвинила во всю юную госпожу. Дескать, это она приказала ей украсть вещи матери, а она ничего не могла сделать против приказа хозяйки. Ожидаемо, герцог и не подумал смягчать наказание какой-то служанке, и, в момент, когда первые лучи солнца едва-едва коснулись пики часовой башни, её голова слетела с плеч. Наказание для дочери герцог решил оставить на её собственного учителя.
Учителем этикета была молодая маркиза, она была действительно красивой женщиной, но слишком рано овдовела. Даже будучи ребёнком, Маринэ понимала, что маркиза имеет виды на её отца, это было слишком заметно по взглядам, что она бросала в его сторону. Однако, к огромному облегчению Маринэ, герцог даже и не думал смотреть на кого бы то ни было, в его сердце могла господствовать только её мать. Вопреки милому и даже заискивающему отношению к сыновьям герцога, к его же дочери она относилась всегда с строгостью и презрением. И этот случай не стал исключением.