– Ну-ка тихо! На Аллена шипеть нельзя! – тут же одёрнула его Маринэ.
Кот дёрнулся и жалобно мяукнул, а Аллен смеясь погладил кота, в этот раз рыжий не возмущался.
– Ты посмотри на него, понял всё, будто человек. Хотя сейчас даже люди встречаются тупее животных, я не должен удивляться. Ты не переживай… как его? Бар-Барсик? Так вот, Барсик, она у нас такая… э-э… своенравная, – нашёлся он, – Но лучше бы тебе её слушаться, это я тебе с высоты прожитых лет дружбы говорю.
К моменту, когда Аллен перешёл в поглаживаниях на шейку, кот уже мурчал и ластился к руке друга.
– Вот это ты, конечно, Рыжий, быстро переобуваешься, почти в прыжке.
– Что это значит? – не понял друг.
– Эм, не важно. Останешься на ужин?
– С радостью, но, видимо, не сегодня, – протянул Ален, заглядывая ей на спину.
Тяжелым, жестким шагом к ним направлялся Франкл – личный дворецкий герцога Атталь.
– Леди, – Франкл склонился в поклоне, но недостаточно глубоком, на взгляд Аллена, – Ваш отец просил передать, что сегодня состоится ужин по случаю приезда нового гостя.
– Франкл, – кивнула ему Маринэ, здороваясь. Она ещё не встречалась с ним после пробуждения. – Что за гость?
– Николас Бастьен.
– Великая Святая, очередной друг Акселя? У нас в герцогстве открылся детский лагерь для учеников Академии? – Маринэ демонстративно закатила глаза, от этого действия Франкл поморщился. – Ладно, передай, что к нам присоединится Аллен.
– Но герцог не давал распоряжений, – попытался возразить дворецкий.
– Это моё распоряжение, – глаза девушки приобрели стальной оттенок, а взгляд потяжелел, такие глаза у подруги Аллен видел редко и, слава Святой, обращены они были не в его сторону. – Или ты решил мне перечить? – она вопросительно подняла бровь и взгляд стал более надменным.
Дворецкий открыл было рот, но тут же его закрыл, кивнул и ушёл.
– Отдохни пока в своей комнате, я позову тебя как буду относительно готова, – уже с доброжелательностью в глазах повернулась она к нему, – Аннет, прикажи кому-нибудь накормить, искупать и причесать Барсика, а потом принести ко мне, – она передала кота служанке, тот по началу, зарычал, но после строгого взгляда хозяйки присмирел.
И правда, человек в теле животного.
***
Бессмысленно прошла вся моя жизнь.
В моём грешном разуме нет ни единого представления о человеческой жизни, в её правильном проявлении.
Будучи болезненным ребёнком-сиротой, я, подолгу прикованный к кровати, часто и подробно рассматривал мою постель и думал, какой скучный рисунок у моих одеяла с подушкой. Гораздо интереснее было рассматривать стены и потолок лазарета в монастыре. Когда-то белоснежные, теперь они обнажали свою изношенную сущность, будто шрамы. В этом уединении, каждая трещина становится немым свидетелем всех страданий, впитавшихся в эти стены. Шершавые поверхности, словно живые, шептали мне истории болезней и здравия, смерти и исцелений, впитавших в себя молитвы монахов и стенания страждущих. Только спустя несколько лет я узнал, что одеяла и подушки это всего лишь дешёвые обиходные товары, а облупившееся и потрескавшиеся стены были всего лишь следствием бедности, и был искренне обескуражен людской посредственности и удручён людской скупостью.
Не знал я и того, что значить голодать. Мне вообще было невдомёк, что такое чувство голода. Даже когда в животе было пусто, я этого не осознавал. Возвращаясь домой из школы Святой Эллы и в младшем и более старшем возрасте, я встречал некую заботу со стороны настоятелей: «Уж мы-то помним, какого это – возвращаться после занятий совсем голодным. Может съешь пампушку? Ну, хоть одну, не стоит ходить с пустым желудком до самого ужина. Обед-то ты уже пропустил» – и я, по натуре всегда стремясь угождать старшим, бормотал, что есть хочу очень сильно, брал несколько пампушек и набивал ими желудок. Такое продолжалось из раза в раз, но я так и не понимал, почему меня считают голодным.