— Как-нибудь зайду к вам, поговорим, — пообещал Антон Петрович, чтобы тот отвязался. — А сейчас, видимо, пора…
— Да, да, был звонок… — заторопился Рущак. — Все это очень сложно. История… Она у каждого своя. Маленькая. И большая!
Он увлек за собою Антона Петровича, взяв его под локоть, словно боялся, что тот вырвется и убежит от него.
— Я порою не сплю, продумываю все. Сколько разных чудес в человеческой жизни!.. Вы, вероятно, спите, как младенец. В ваши годы, знаете, и мне спалось спокойно, потому что знал, что у меня в запасе есть время…
— Извините, Гавриил Степанович, — прервал его режиссер уже со сцены и хлопнул в ладоши, давая сигнал к продолжению репетиции.
Пусть действие пьесы топталось еще на дорогах далекого прошлого, но она уже имела логическое завершение. Окончится на подступах к Новой эре или, может, раньше, но ее завершение — вот эти неотложные, трогательные, волнующие хлопоты, врывающиеся постоянно в эпизоды драмы из жизни актеров, как бы увенчивая долгий исторический путь. Заключительный акт действия — сегодняшний день, с ясным солнечным небом, с бездонным небом.
Рущак остановился возле первого ряда, не выпуская руки Антона Петровича, потому что хотел сказать ему что-то очень важное:
— Представляете, что было бы, если бы было можно поставить здесь каждого из всех миллиардов живущих на земле людей. Всех безымянных, таких, как мы с вами… И спросить бы их: как жизнь прожил, что оставляешь на земле? Именно — что о с т а в л я е ш ь? Думал ли ты, что на твое место рано или поздно придут другие, которые поинтересуются: ну-ка, давай посмотрим на твою жизнь… Представляете?..
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина первая
Сцена затемнена. Ощущение какой-то предгрозовой тишины и настороженности. Время от времени раздается крик филина, нагнетая тревогу. Вскоре, крадучись, появляются Э м м а н у и л со своим П о м о щ н и к о м.
Э м м а н у и л. Не высовывайся. Он вот-вот должен здесь пройти.
П о м о щ н и к. Что-то долго его нет. А что, если не придет?
Э м м а н у и л. Обязательно придет. Сегодня день Света. В этот праздник он всегда приходит, показывается людям. Может, передумал и пошел другой дорогой?
П о м о щ н и к. Здесь другой дороги нет. (Прислушивается.) Тише, кажется, идет…
С противоположного конца сцены появляются Ц а р ь, М а л а и царская свита. Мала ведет за руку взрослого сына.
Внезапно гаснет свет, поднимается переполох, слышится умоляющий голос: «Сын, пощади!» А когда снова появляется свет, вся сцена заполняется ликующими людьми. Перепуганная Мала пятится вместе с сыном и скрывается за кулисами. А Эммануил стоит над короной, валяющейся в пыли до тех пор, пока не появляется Е п и с к о п — бывший Жрец.
Е п и с к о п (возлагает на непокрытую голову Эммануила корону). Ты вознесся над всеми благодаря своей силе и отваге, тебе надлежит отныне вести людей в страну, где царствует любовь. Аминь.
Люди разжигают костры, переодеваются в праздничные одежды. На Эммануиле вместо простой крестьянской одежды уже сверкают позолотой новые пышные наряды из виссона и дорогих тканей.
А в сторонке, чуть поодаль от людей, стоит С т а р и к и сокрушенно разводит руками.
С т а р и к. Господи, что же это делается? Убили одного, убили другого, а мы света так и не видим… Идти дальше я не могу, сил нету. Люди, добейте меня! Сил больше нет!
Б о р е ц. Перестань ныть, ты не нищий. Крепись!
С т а р и к. Скажи, добрый человек, когда конец этому придет?
Б о р е ц. Когда все поймут, что их обманывают, и все вместе поднимутся.
С т а р и к. Да никогда такого не будет, чтобы все поднялись.
Б о р е ц. Будет, это я тебе говорю, обязательно будет. Вот ты убедился в обмане — убеди другого, а другой — третьего.
С т а р и к. Не поверят, не поверят. Меня жизнь уже научила, я уже все испытал… Ой, люди, не могу больше, не могу…