И вот они вышли на дорогу.
— Где мы?
— Не знаю.
— Товарищи, будем голосовать… Кто «за», прошу поднять руку… Все… Все… Раз… два… три… Анна Андреевна, вы «за»? Поднимите выше… Два, три, четыре… Вы, Кирилл Михайлович?
— Против!
— Что значит — против? В конце концов, вы тоже член коллектива, или, может, вам не по дороге с коллективом?
Руки поднимались не очень дружно, вразнобой, с колебаниями, будто бы дотрагивались до плеча незнакомого человека, каждый оглядывался на соседа. Семен Иосифович досчитал до тринадцати, а когда Иван Иванович сказал: «Я против», — наступило гнетущее молчание, еще через какое-то мгновение число рук заметно уменьшилось. А после голосования выходили быстро, словно от кого-то прятались. На улице растекались группками в разные стороны и разговаривали откровенно.
— Попортили человеку нервы, поковырялись в чужой душе…
— Ты только теперь это поняла?
— Я не решалась перечить… не то чтобы трусила, а просто не привыкла…
— Подожди, я на минутку в магазин.
— Душно, впору бы и на пляж.
— Знаешь, я сидела и думала: станет ли когда-нибудь человек иным. Ведь, казалось бы, довольны всем… И действительно, Семен Иосифович заботится о каждом, чтоб и ветром холодным не прохватило.
— Да, но зато он и работу требует.
— А ты как бы хотела?
— Кажется, наш Волох вполне прав.
— В чем?
— Людям не свойственно состояние покоя.
Кирилл Михайлович и Иван Иванович пошли по улице Ивана Франко, они жили в многоквартирном доме возле мясокомбината, в районе, который в обиходе называли цыганским.
— Врачу, вероятно, тоже не очень нравится лезть со скальпелем в чужое тело, в чужую жизнь… — не очень уверенно сказал Иван Иванович.
— Бросьте, Иван Иванович, это не скальпель.
— Все же инструмент, хотя далеко не стерильный.
— А знаете, что я скажу: давайте не будем закрывать глаза… конечно, возможно, что это и неверно с одной стороны, но в конце концов на это тоже нельзя закрывать глаза: со времени существования мира встречаются люди, которые всегда что-то делают не так, как все. И таких много. Значит, в конструкции человека что-то не отвечает чему-то, какая-то линия проведена не туда.
В голосе Кирилла Михайловича теперь не прослушивались нотки обычной категоричности и откровенного цинизма. Он скорее сверял свою мысль, как это обычно делает товарищ перед товарищем, и Иван Иванович с обидой на себя подумал: «Дурень я».
— Получается, что надо все ломать, — улыбнулся он своему собеседнику.
— Очевидно, ломать. Но не все, разумеется.
— Горячи вы больно… Молодые мечтатели. Выходит, что и дома эти надо ломать и строить их заново, в другом стиле, с другими удобствами.
— Я не о домах говорю, Иван Иванович.
— Вас послушать, так вы говорите обо всем, Кирилл Михайлович… А жизнь, как бы вы ее ни высмеивали, имеет свои устоявшиеся, разумные законы.
— По-вашему, Иван Иванович, все построено разумно?
— Совсем нет, но я убежден, что в жизни намного больше разумного, чем вам кажется.
— Что ж, — неопределенно ответил Кирилл Михайлович, не желая отступать, но и не находя аргументов для возражения.
— Вы очень еще молоды, — сказал Иван Иванович, — и вам кажется, что жизнь состоит из воска, что ее можно лепить как вздумается, а поживете, тогда увидите, что она состоит из гранитных скал.
— В том-то и беда.
— Не понимаю вас.
— Слишком рано мы созреваем, становимся умудренными реалистами… И перестаем бороться со злом, потому что знаем, что оно неминуемо… Женимся по расчету, потому что убеждены в быстротечности любви, а если кто-нибудь проявит незрелость, то вот вам и результат — строгий выговор с предупреждением: не станешь немедленно зрелым — уволим с работы.
— Гм… черт!
— Вы со мной согласны, Иван Иванович?
— Гм…
— Нет, нет, вы просто не хотите со мной спорить, потому что для вас это само собой разумеющееся… Вы стали равнодушным человеком.
— Вот донимает, чертяка! Ты смотри — атакует и на лысину не обращает внимания… А старость, молодой человек, она даст себя знать.
— Равнодушие!
— Мое поколение прошло через сложные и нелегкие испытания.
— Ой, дайте ведерко…
— Вы не смейтесь! Я вам говорю: вы не смейтесь. Это, если вы поглубже вдумаетесь, совсем не смешно.
А у женщин шел свой разговор: