Выбрать главу

— Это верно…

— У меня тоже когда-то была красивая девушка, но старик не разрешил. Я всегда был ему послушен. Мы с этой девушкой, бывало, целыми вечерами просиживали на скамейке за домом, целовались, а старик сказал: «Нет, сын, это все глупости!» Я так и остался холостым.

— И сделали большую глупость.

— Но, понимаете, я человек твердых принципов, весь в отца пошел, я ему никогда ни в чем не перечил. Одна из заповедей гласит: чти отца и матерь свою…

— А я вам скажу прямо: вы по-настоящему не любили. Это такое чувство, что охватывает всего человека и на части не делится — не мелкая монета: вот тебе, отец, возьми пару монет, а кое-что я себе оставлю.

— Я человек с твердыми принципами, я себе сказал…

— Вы себе сказали, — перебил его Василий Петрович, — буду жить жизнью животного.

— Вы меня обижаете, — сказал, нахмурясь, официант. — У вас сегодня какая-то неприятность?

— Глупости. Мне сегодня вынесли благодарность и выдали денежную премию.

— О-о-о! Тогда понятно, — с деланным восхищением проговорил официант. — А я никак не мог понять, с чего это вы так много пьете. Не помню, чтобы вы когда-нибудь так много пили. Правда, по такому случаю можно себе разрешить побольше обычного, жаль только, что она не придет. Она золотая женщина, одевается со вкусом, модно.

— Да, золотая — это не то слово, — проговорил задумчиво Шестич, однако насторожился, уловив какую-то фальшь или иронию в словах официанта, и в глазах у него появились недобрые искорки.

— Мне мой старик всегда говорил: хочешь жениться, подумай, сможешь ли жену в шелка одеть, потому что съеденное никто не видит, а одежда видна каждому. Для себя человек может по-разному, а вот для людей, для людской молвы…

— Гм… — произнес Шестич и подумал: обывательщина.

— Возьмите Волошина, как он живет со своей… Не знаете? Такой низкорослый, из коммунального отдела… Так вот они дома дерутся, как цыгане, а люди им завидуют… Ого, мне уже пора, ведь старик дома один, неизвестно, что вытворять станет.

— Уши протрубил своим стариком. Ты лучше посоветуй мне, подскажи, что мне делать, как быть?.. Ребенок держит… Привычка… Ну, не знаю, что еще. Жалость.

— Да вы что, в самом деле серьезно?

— Я не могу дальше так жить.

— Вас все считают порядочным человеком, здесь как-то даже Емельян Викторович говорил о вас…

— Да, но я ее люблю, люблю! Вы об этом знаете?

— Мужчина должен иметь твердые принципы: если уж женился, то не ползи, как рак, назад. Люди есть люди, святых нету, но…

— Ах, вот вы как?

— Можете мне поверить, я это дело хорошо изучил. А вы как думали? Кто из нас в гречку не скакал?! Но семья есть семья. Я человек твердых принципов и скажу вам прямо: вы нечестный человек.

— Вы пьяны! Оставьте меня.

— Как хотите, но вы знаете, что до сих пор о вас я был самого лучшего мнения, высоко вас ставил.

Ветер время от времени швырял яблоками, но они ни в кого не попадали, тогда он со злостью сильным порывом встряхнул ветви всех деревьев сразу, и яблоки посыпались градом, гулко ударяясь о землю. А Василий Петрович сидел за столиком один и допивал красное вино. После всего того, что он сегодня пережил, и после выпитого вина им овладело чувство какого-то безразличия, и вместе с тем в нем поднималась и выходила наружу дерзость, более податливым начинал казаться окружающий его мир, с которым теперь можно было быть запанибрата.

Здорово, старина, дай лапу! Ого, я вижу, ты успел набраться до чертиков. Завидуешь? И для тебя осталось, садись. С пьянчугой мне бы не очень хотелось сидеть за одним столом. Не дразни, слышишь, не дразни, не то искусаю всего — гар-р-рр… О, да это же прекрасно! Ну-ка, еще разок. Гар-рр-р-р… Великолепно, только не сбивайся на фальцет. Низкий тон солиднее, никогда не забывай о своем достоинстве. Ну, еще разок, последний. Р-р-р-р… Вот за это, брат, я с тобой могу и выпить.

Упавшее на столик яблоко подскочило, как теннисный мячик, и ударилось о пустую бутылку. До утра было еще далеко, но край небосклона уже чуть тронула прозелень. За соседним столиком дремали, обнявшись, Пирика и Мишка. Василий Петрович, силясь вырваться из состояния ужасающего одиночества, вызывавшего желание кричать на весь мир, уронил голову на стол и тоже попытался заснуть.