После поднес мне еще рюмку. Неполную. Сам же залпом, одну за другой, выпил несколько рюмок и явно охмелел. Тогда начал вспоминать свою молодость в полной уверенности, что я все знаю, до мелочей, о его жизни.
— Помнишь?..
Я ничего не мог вспомнить, и это страшно злило его, он снова замахивался на меня кулаками, но больше не бил».
И здесь Антон Петрович снова спросил себя: а что, если бы Сашко?..
Нет, нет! И подумать об этом невозможно!..
Мысль между тем рядом с Сашком поставила Татьянку. И оба они в ожидании склонили головы перед Антоном Петровичем. Он почувствовал над детьми свою власть, но эту власть разрушило ожившее внезапно воспоминание.
Предчувствовал, что будет именно так — все встанет против его и Василинкиного счастья, как только придется заговорить о женитьбе. Свой царь стоял покровителем зла и над их маленьким, казалось, незаметным счастьем.
Ее отец бушевал:
— Пока я жив!.. Или прочь с моих глаз!
До этого Антон верил в силу просьб. Так, дескать, и так, отец, мы с Василинкой давно любим друг друга и хотим пожениться, благословите нас на совместную жизнь. Был уверен, что в ответ услышит: «Знаю, знаю, что такими вещами не шутят. Смотрите, дети, сами, вам жить — вам и решать, а мое дело — сторона. Благословляю вас, будьте счастливы». — «Спасибо вам, отец, вы так добры, мы никогда не будем вас обижать, будем делать все, чтобы и вы возле нас жили счастливо». — «Обо мне не беспокойтесь, имею мясную лавчонку и как-нибудь скоротаю свои дни. Вы о себе думайте… Я мясник, себе на жизнь заработаю».
И все рухнуло.
Больше не имели права встречаться на людях — приходилось воровать минуты счастья. От отца, от людей, от избранного для нее отцом жениха — полицая. Свой царь!
Давний, истертый, как старая монета, вариант: полюбили друг друга и не спросили разрешения, а когда пришли с просьбой… один сюжет, один образ во всей истории. Безразлично, как назвать влюбленную пару. Эммануил — Мала, Антон — Василинка… Просто Он и Она. И — мир несправедливости.
Встречались тайно. Она шла к подруге, а оказывалась у него. Это было величайшим счастьем и самым большим горем — встречаться украдкой, чувствовать, как минуты торопят, болью отдаются в сердце: пора! А руки словно срослись:
— Еще минутку.
— Еще побудь со мной…
Он читал ей свои творения, сочиненные по ночам, или тут же импровизировал, ощущая настоящее блаженство и опьянение от выражения собственных чувств в стихах. Может быть, потому, что она всегда слушала его с особым благоговением, с безмолвной жертвенностью, он поверил в свою удачливость и клялся уже не рифмами, а простыми, наполненными надеждой словами:
— Василинка, ты будешь моей.
— А отец?
— Все равно!
— Что ты хочешь предпринять?
Антон имел бесчисленное количество вариантов, взятых из литературных произведений, но потому, что они с Василинкой были не литературными героями, а живыми людьми, отбрасывал их и твердил одно:
— Я верю в наше счастье! Поверь и ты!
— Не могу.
— А ты через «не могу».
Советовал ей искренне и настойчиво, но чувствовал, что напрасно. Василинка была не из тех отчаянно решительных характеров, которые умели протаптывать свою тропинку к счастью, вопреки мнению других людей. Она была хрупкой, мечтательной и, казалось, без посторонней поддержки не сделала бы и шага. Он даже удивлялся, как Василинка отваживалась приходить на тайные свидания с ним. И, опасаясь, предостерегал:
— Смотри, будь осторожней.
Но почему снова в память вклинивается Курц? Ах, да!.. Белая ночь. Как белая горячка…
«Я бормотал ей нежнейшие слова: милая, сто раз готов упасть перед тобой на колени. Майн готт, я сходил с ума без нее. Она была из знатной семьи, а я так себе — простой клерк. Тогда я понял, что все это — обман, что действовать надо силой. Я порвал с социал-демократами и стал социал-националистом. Я сказал себе: стоп! Ты еще поплачешь! У меня чисто арийский характер, и я перегрызу тебе горло! Видел бы ты, как она в ногах у меня ползала, но я не пощадил. Я сказал себе: стоп!»
Стоп, человек! Дальше уже — мясник, дальше…
…Отец Малы, хромой Селевко с белой редкой бородкой, с лоснящимся красным лицом мясника.
О т е ц. Опомнись, дочь моя! Забудь об этом выродке! Тебя ждут слава и почет…
М а л а. Отец, но ведь я люблю его. Я без него жить не могу. И у нас будет ребенок.