***
И после потопа Моисей открыл дверь своего ковчега, и выпустил белого голубя, чтобы он принёс ему символ жизни с новой планеты, где уже зародилась жизнь. Слушая морской шум, мы легли спать в большую кровать, шелковистую и удобную. Комната в номере отеля, наша первая комната для нас двоих, и наши каникулы длиной в три дня, где мы будем действительно вместе. Три волшебных и нескончаемых дня, которые сотрут всё, замещая одну реальность другой. Реальность, где у Теофиля была студия только для него, и я была всего лишь политической эмигранткой в ожидании суда и получения статуса, бомж по совместительству, не имеющия права ни на работу, ни на доходы. Эта новая и прерасная реальность, полная безграничных и прекрасных возможностей, в которой всё будет принадлежать только нам с Теофилем - и где мы с ним будем безгранично принадлежать только друг другу, без остатка. Эти три дня казались мне победой…над жизнью и над Теофилем.
Потому что в течение этих трёх дней он будет обязан жить со мной, несмотря на свои убеждения. Уже потому, что, в отличие от меня, он не видел эти три дня как «жизнь», — и ещё меньше, — со мной. Но за эти целых три дня оно всё будет, островок счастья, благополучия, любви и семейной жизни в остальном, что просто пропадёт, сотрётся и разлетится прахом, как самая непроглядная мгла перед зажжённой лампой, маяком или даже просто свечой. И не имело никакого значения, что Теофиль видел в этом только небольшой приятный сюрприз, комнату в отеле, окна которой выходилив порт, прогулки по ночному Шербургу и паруса кораблей, освещённых ночью, как на Рождество.
Три нескончаемых дня жизни, полной радости и счастья, где ни я, ни Теофиль не были у себя и где у нас не было ничего.
Новая реальность, сделанная из любви, морских брызг и криков чаек на набережной всего в нескольких метрах от нас.
Мы спали с открытым окном, и мои сны тихонько на цыпочках входили в номер.
Когда мы проснулись утром, номер в отеле был уже залит ярким светом, и в нём шли зелёные и красные волны, — солнечный свет пробивался сквозь занавески в номере и завесу облаков. Крики чаек и шум волн напоминали мне, что сон ещё не закончился и он ещё только начинался. Жизнь начиналась. Корабли, которые остаются в порту на причале день и ночь, и мачты которых звенят на ветру и кажется, что они нащупывают грудь Земли, чтобы прижаться к ней и попить её молока. Океан позади, со своим неповторимым и непередаваемым запахом устриц и водорослей, которые живут и умирают на головокружительной глубине.
«Сегодня ночью я смотрел в окно и увидел, как все корабли были освещены, на причале, как будто был какой-то праздник, — сказал Теофиль, когда мы ждали наш завтрак в номере, — я увидел, что ты спала. Жаль, что ты не видела этого всего.»
«Ничего страшного, я всё ещё увижу этой ночью», — ответила я, сразу же высовываясь в окно.
Всё было там. Небо всех цветов и оттенков жемчужного, с (горой) Монтань дю Руль, поднимающейся, как пуп Земли, из своего зеленеющего облака. Корабли, танцующие у причала, многоголосо звеня мачтами. И улочки внизу, с нетерпением ожидающие момента, когда мы по ним пройдёмся вместе; и город, хотящий и готовый любить и быть любимым. И только ночи больше не было. И поздно вечером набережная спала. На второй день — в день чаек — Теофиль показал мне следы синего дьявола на берегу, который почти незаметно уходил в море цвета бутылочной зелени*. (К сожалению, мне не удалось найти никаких официальных источников, подтверждающих существование такого морского животного, которое называлось бы «синим дьяволом» и которое могло бы оставлять синие следы. Это определение принадлежит не мне и было сохранено для повествования. Синие следы на берегу Шербурга были на самом деле. Примечание автора).
«Вот здесь были следы синего дьявола, — сказал мне Теофиль, — он уже ушёл в море, но его следы всё ещё остаются». Незаметно и тихо, словно ненароком, мы оба подошли к самой кромке воды, и встали совсем близко от следов синего дьявола. Только, в отличие от него, мы не ушли в глубины океана, и не оставили после себя следов. Зелёная с растрёпанными белоснежными барашками волна лизнула в знак согласия три следа, — два невидимых и один ярко-синий.
***
Завтра был последний день каникул. И до тех пор, как мы снова вернёмся, уже больше не останется следов синего дьявола на гранитных плитах берега.