По ночам, когда Луна проращивала маленькое зёрнышко сквозь облака, становящиеся зелёными, я думала, что сейчас та же самая Луна должна подниматься над морем, там, где два маленьких маяка мигают зелёным и красным, замыкая пространство ночной бухты, за церковью Сен-Николаса. И мне казалось, что я снова ещё слышу бой часов на церковной стене, звук которых нравился мне даже во сне. Изнуряющая жара, которая могла быть восхитительной вместо того, чтобы быть подавляющей, там, в нашем доме, где мы были вместе…для каникул, пока жизнь после каникул не разлучит нас. Вот почему я была так счастлива получить короткую, но такую долгожданную смс-ку от Теофиля в один из таких дней: «мне тебя уже не хватает». Я воспользовалась случаем, чтобы сразу же приехать к нему; ни предворительный звонок. ни разрешение не были мне нужны, потому что у меня в руках со вчерашнего вечера лежал заветный пропуск, заветные пять слов. «Мне тебя уже не хватает». И я еле дождалась утра, чтобы сразу же приехать к нему. Впервые после того, как мы расстались в метро по возвращении с каникул. Один, на солнечной парижской кухне, которая казалась мне ещё меньше, беднее и грязнее после нашего с ним Большого Дома на каникулах, Теофиль очень удивился, когда увидел меня.
«Что с тобой случилось, Мимочка моя?» — спросил он меня удивленно.
Судя по всему, и особенно по тому, как веь его крохотный стол, служивший, несмотря на маленькие размеры и на хлипкость, абсолютно для всего, был завален материалами для фотографий и рисования, меньше всего он сейчас хотел видеть меня, стол красноречиво говорил это за своего хозяина.
«Ничего, просто со мной случился конец каникул», — ответила я. А ещё, после возвращения с каникул мы не виделись уже два дня. Сегодня, когда я пришла с твоим «пропуском», шёл уже третий день. И ты не позвонил мне, не пригласил меня к себе, — и сегодня, как я поняла, ты тоже не собирался приглашать меня. По крайней мере, на сегодняшний день. Потому что каниулы не просто закончились, они "сильно" закончились. Каниулы закончились "очень", - и окончательно.
«И ты, конечно, уже по мне соскучилась», — сказал Теофиль понимающим и слегка сочувствующим голосом, в котором мне послышалось что-то, откровенно напоминающее насмешку. Похоже, и моё понимание его смс-ки, и его приход развеселили его и, должно быть, дали повод спуститься вниз, на улицу, - особенно, если он сегодня ещё не был в кафе. А так он благодаря мне сможет совместить полезное с приятным, а потом снова остаться одному.
«А мне показалось, что ты тоже по мне соскучился, — ответила я, — я вчера вечером получила твою смс-ку. «Да, потому что я получил наши проявленные фотографии с каникул и оно вызвало у меня ностальгию. Я посмотрел на наши фотографии порта, и той самой скамейки, на которой мы сидели вместе, и я сразу же подумал о тебе. А ты уже сказала себе, всё, теперь у меня есть предлог, чтобы прийти к моему Большому Коту, так ведь, Мимочка-Милочка? Вот, я дам тебе несколько фотографий, ты мне их отдашь в следующий раз. когда мы с тобой встретимся. Идём, я приглашаю тебя в кафе, а потом посажу в метро, и вернусь к себе, работать. Ты согласна, Мимочка-Милочка?»
Вопрос, который мне задал Теофиль, не нуждался в ответе.
Он был более чем риторическим, - его подтверждала хитрая и довольная улыбка Теофиля, которую я ненавидела. Потому что мне она не обещала ничего, кроме разлуки и одиночества. На сегодня я подобрала несколько крупиц сокровища: фотографии нашх каникул и несколько часов присутствия Теофиля. Он не говорил мне, что хотел со мной встретиться. Просто сказал, что ему меня не хватает. Нам предстояло провести вместе примерно час, — пока мы дойдём до кафе, и пока будем пить две крошечные кукольные чашечки. А потом Теофиль вернётся к себе, где всё ещё будет напоминать о каникулах, пляже, Барфлёр, чайках, море и счастье. И оно всё будет именно так, даже когда меня не будет рядом. Всё то, что я тоже видела и что было моей жизнью, будет оставаться там, и память о прошедших каникулах ещё будет храниться какое-то время. И я тоже буду жить, пусть даже и в воображении и воспоминаниях Теофиля. И живые тоже могут жить в памяти кого-то.
***
Вернувшись домой, Теофиль снова принялся за свою работу, которую хотел сделать, когда ему помешали. Он снял со стены фотографию женщины в рамке и, положив её на всё тот же стол, взял чистую салфетку и бутылочку остро пахнущей жидкости. которая переливалась в солнечном свете, как жидкое алхимическое сокровище. Он долго смотрел в лицо женщины, прежде такое близкое и живое, а теперь навсегда застывшее в этой рамке и в этой кадре, в тот день, когда они были вместе и он предложил ей сфотографироваться. С тех пор она очень долго смотрела на него со стены и всегда была рядом с ним, стоило ему вернуться в комнату.