Со времени нашего последнего приезда на каникулы в Большой Дом что-то было уже другим. За семь лет Матью из белокурого пухлого младенца на ковре из маргариток превратился в высокого и худого рыжего мальчика с длинными кудрявыми волосами. Но по-прежнему и кухня с залом на первом этаже, «свет и тень», ода на уровне сада, снова были нашими. Перед нашим приездом семь лет спустя незнакомые и невидимые люди пришли в наш дом и незаметными и невидимыми движениями стёрли там все следы пребывания других людей, таких же незнакомых и невидимых, которые жили в Большом Доме в наше отсутствие.
Здравствуй, Дом… жаль, что ты не умеешь разговаривать и не умеешь считать до семи лет.
А умел ли ты раньше считать до двенадцати месяцев?
Вряд ли, потому что мало кто имеет привычку разговаривать с домами, пусть даже и со знакомыми. А когда-то…
Много лет назад, совсем в другом месте, — в самом первом, Маленьком Доме. Он был одним из тех домов, с которым даже не поздороваешься при случайной встрече, потому что случайной встречи не будет: Маленький Дом в глубине двора-"подковы» на Улице Порта. И ещё, наверное, я стала взрослой. С тех пор прошло десять лет.
***
В первый же день каникул, как только мы наконец получили ключи от Большого Дома, мы оставили багаж прямо на первом этаже в «свете и тени», чтобы были все на виду, но не мешали пройти, — и отправились гулять. В первый день каникул, в лето, в солнечную погоду на узкой длинной косе посреди Ла-Манша, в первый день каникул. Как любая мелодия во всём мире, первый день начинается с самого первого жеста, ничего не значащего, но ключевого. Первый день каникул. Все втроём, мы заходим в дом безукоризненно убранный, вычищенный и отмытый, богатый, светлый, удобный, комфортабельный, и…наш. Да, мы уже приезжали сюда уже на каникулы. Мы хорошо знаем этот дом. И да, он очень красивый; точно, в такой регионе, как ваш…и ваш сад…а время прошло, о, сколько времени…
Я больше никого не слушаю, а начинаю доставать и аккуратно раскладывать все вещи, мои и Матью. Пустой светский разговор при входе, на террасе, на мой взгляд, не означает абсолютно ничего, кроме ещё небольшой отсрочки начала каникул для того, кто приехал вместе со мной. Удобно то, что из нас троих ни я, ни Матью, по умолчанию не отвечаем ни за что, и меня это более чем устраивает. Мне нравится ни за что не отвечать: в Париже, например, перед приездом на вокзал я не стала уступать место мужчине (простите её, мсье, она не так давно приехала во Францию!), не стала извиняться перед крупной яркой девицей, которая, не чувствуя своих размеров, встала в вагоне метро прямо при входе и потом возмущалась, когда я вошла следом за ней, — и сейчас, поскольку за аренду Большого Дома тоже платила не я, мне можно не поддерживать и не слушать этот пустой светский разговор перед домом, а сразу же начинать жить.
Всё зависит от видимости, -
а видят не глаза, видит голова.
Кто-по постоянно думает о лоске, —
а кто-то просто всегда живёт.
И слишком уж он…живой.
И настолько, что другим неприятно.
***
И время началось; вечером мы вернулись к нам, мы начали жить. В ванной уже давно разложены и радостно и готово к действию лежат туалетные принадлежности и всё то, что нужно обязательно для пляжа, когда на пляж мы будем ходить во время каникул. Единственное, чтобы без конца не подниматься на второй этаж, — там лежит в шкафу наша основная одежда, но со временем, я это знала, всё больше и больше наших вещей будет спускаться вниз, в удобное мягкое кресло под лестницей, и останется там до конца каникул. Внизу и маленький плеер и все диски для меня и для Матью.
На улице — Солнце.
На улице — счастье,
На улице — каникулы.
На улице — море, пляж, отдыхающие и лето.
На улице в саду Матью с сачком бегает за бабочками. Вечером мы устраиваемся в комнатах. Прежде чем уснуть, я смотрю отблески ночника на стенах напротив. С прошлого года ничего не изменилось, — те же отблески на тех же стенах рисуют трапецию, а за окном садовые и полевые цветы подникают головы к звёздному небу. С наступлением сумерек погода начинает портиться. Становится как-то пусто и тихо, безмолвно, одиноко и «неканикулярно», даже для первого дня каникул. Как будто Большой Дом хотел уже было лечь спать и внезапно начал вспоминать нас. Смутное раздражение, смешанное с беспокойством глубинным и необъяснимым, поднимаются вверх задолго до того, как день начнёт клониться к закату. Надо бы узнать, откуда и из-за чего это происходит, потому что вечер начнётся ещё совсем не скоро.