Когда мы проходили мимо старушки, то услышали приветливое:
«О, здравствуйте!»
Мы ответили ей, исключительно из вежливости. У нас были совершенно другие планы на день, на эту прогулку и на посещение церкви, и пустой разговор со старушкой, которой не с кем поговорить, и поэтому она заговаривает со всеми, начиная от продавцов в магазине и заканчивая аптекарями, в наши планы не входил. В конце концов, мы всегда могли просто уйти, тем более, что церковь была маленькой и мы её увидели всю практически в тот же самый момент, когда вошли. Другое дело, что нам хотелось медленно гулять по церкви, осматривая мельчайшие детали архитектуры и прислушиваясь к неожиданной тишине, гулкой, как в морской раковине.
«А вы откуда? Я вас раньше никогда не видела, наверное, вы не отсюда!» — так и есть, старушка совсем одна и ей не терпится поговорить хоть с кем-то, и неважно, о чём.
«Я из Парижа, — ответил Теофиль, — а моя подруга из Украины».
Непонятно, почему Теофиль вобще вспомнил, что я раньше жила на Украине, тем более, что я провела там только раннее детство, а потом жила в России, откуда и приехала во Францию; а от факт, что он уже забыл свою родину, которая превратилась для него просто в приятное место для каникул, куда можно приезжать только раз в год, и то ненадолго, чтобы не надоело, как и всё остальное, что длится слишком долго, об этом я начала подозревать уже давно. Как будто в этой фразе по поводу нашего происхождения, сказанной Теофилем, было что-то вроде…возвращения к истокам, по крайней мере, для него.
«А вы оба французы?»
«О, да, мы французы», — ответил Теофиль.
Судя по всему, приятная прогулка в церкви была закончена; похоже, Теофиль думал то же самое.
«А я родилась здесь и всю жизнь прожила здесь, и никуда не уезжала, — продолжала старушка, и казалось, что с каждым новым словом она чувствовала себя всё лучше и наполнялась силой, хотя и продолжала говорить тихим и спокойным голосом, умиротворённо улыбаясь. Кажется, так проявляются отражения в зеркале, когда к нему приближаешься в сумерках, царящих повсюду. — Разумеется, я немножко путешествовала, но когда не знаешь, чего ищешь, то и не за чем путешествовать, так ведь?
А что, если так и нужно было, всем, по крайней мере, нам обоим, — и с самого начала? И не Украина и Париж, а…а что же, собственно, если не Нормандия для нас обоих? «На всех пляжах, на всех мостиках, на всех пляжах есть маленькие мальчики, которые вглядываются за горизонт…»
«…Прежде, чем что-то начать, я спрашиваю Бога, как лучше сделать, потому что Он знает лучше.»
«Здесь очень много распятий вдоль дороги, — сказал Теофиль, — это удивительно. И все эти церкви, всегда открытые, тихие и пустые. У нас, в Париже…
Я заметила, что когда Теофиль был в Париже, он говорил «там, в Нормандии», и когда мы были в Нормандии, он говорил «у нас, в Париже».
«Что здесь хорошо, это присутствие Бога, — продолжала старушка с убылкой, — когда я просыпаюсь утром, сначала я благодарю Бога, потому что Он дал мне этот день, я могу выйти из дома, встретить людей, и каждый раз, когда я что-то делаю, я спрашиваю у Господа «скажи мне, как лучше сделать, потому что только Ты знаешь». Оно ведь правда, не так ли? Мы не знаем ничего, и единственное, что нам нужно делать, это спрашивать Господа, вот и всё.» — старушка договорила и улыбнулась, как будто сегодня утром она нашла что-то бесконечно важное для неё лично и очень важное вообще.
Старая церковь была наполнена лёгким полумраком, который казался светящимся; колонны пронизывали неф и маленькое пространство становилось внезапно огромным, торжественным и без той привычной для оживлённых мест жизненности, которую мы всегда чувствовали в обычных церквях.
«…я, например, болею, — продолжала весело старушка, словно речь шла о чём-то малозначащем или приятном, — и я не беспокоюсь, потому что Господь послал мне эту болезнь и Он знает, поправлюсь ли я. Я благодарю Его за каждый новый день, который Он мне даёт. Потому что мы все — Его дети, и Он лучше знает, что делает.»
Я присмотрелась внимательнее и увидела у старушки что-то, напоминающее трахеостомическую трубку; но незнакомая и случайно встреченная нами верующая казалась на вид если не совершенно здоровой, то уж точно не серьёзно больной, которая должна была быть в больнице. И хотя деревушка Монфарвиля была маленькой, тяжелобольная старая женщина всё-таки нашла в себе силы прийти в церковь, скорее всего одной, и по жаре. Хотя, скорее всего, она вышла из дома и пришла в церковь потому. что смогла это сделать. Она спросила у Бога и Он помог ей.