При более пристальном, хоть и незаметном разглядывании старушка казалась плохо одетой; но это была не бедность и даже не старость, но неуловимые отпечатки забвения и одиночества, даже если сама старушка этого не чувствовала и не замечала. И из всех живущих нынче на Земле её любил и ждал только Господь Бог. И пыль забвения покрывает всё, даже если забытые больше не видят ничего этого, и их одиночество от них заслонено ярким и всепоглощающим светом. И только мы, остающиеся на берегу, видим эту пыль, которая — ночь, которая никогда не закончится. Пыль болезни, которая останется в доме после похорон. Пыль, против которой никакая уборка и никакие слова не имеют никакой силы или власти. Потому что имя её — Смерть.
И до того, как мы с Теофилем подготовились к долгому, жаркому и безоблачному дню прогулки, старушка уже сидела в церкви. И она дождалась нас; должно быть, потом, когда мы уйдём дальше, к Солнцу, теплу, весёлым толпам отдыхающих и маяку, она поблагодарит Бога за то, что Он дал ей эту встречу с нами. И потом она тоже останется сидеть в церкви и никуда не уйдёт.
«Какое слово начинается на букву Л»? — внезапно спросила нас старушка. Мы не ожидали вопроса, тем более, такого, поэтому не успели ничего придумать.
«Да, действительно, это Любовь, это слово начинается на «Л», — ответила она вместо нас, — это как любовь людей и любовь Бога. Это — любовь вечная. — Старушка достала несколько карточек с изображеними — Какой цвет вы хотите выбрать?»
На карточках, сделанных из тонкого картона, розоватых и нежно-голубых, были изображения человека, спящего на огромной раскрытой ладони.
«Не бойся ничего, я люблю тебя», — гласила надпись под изображением.
«Мы хотим голубые», — ответил Теофиль за нас двоих.
Конечно, надо было мне ответить одновременно с Теофилем, подумала я, и при этом, разумеется, угадать, какой имено цвет он бы выбрал, чтобы лишний раз ненавязчиво показать ему, что я женщина его мечты и во всём подхожу ему идеально. Потому что что может понравится больше, чем женщина, во всём похожая на своего мужчину и удобная для него во всём?
«Посмотри, что там сзади!» — Теофиль перевернул карточку и показывал мне, что было написано с другой стороны.
«Дитя моё, не бойся ничего, спи спокойно у меня на руках. Я твой Бог».
«А какая у вас болезнь?» — заинтересованно спросил Теофиль.
«Рак», — ответила старушка всё с той же светлой улыбкой.
«Какая жалость… А что говорят врачи?»
«Ничего, но я верю Богу, Он лучше знает, могу я выздороветь или нет.»
Старая посетительница церкви, проводящая там целые дни, может быть, придя однажды, уже не сможет уйти сама. Она устала, она болеет, а дома её никто не ждёт. Её ничто не ждёт, кроме пыли. Она невидима. И она повсюду. Она — лучший и единственный свидетель её болезни.
Больная старушка с глазами, светящимися радостью и счастьем, доверием и любовью к жизни и всему живому, но смерть, притаившаяся в её теле, невидима и слепа. И однажды, когда она, как всегда, одна, придёт в церковь, никто не придёт за ней, чтобы искать на пороге Солнца. Ласкового жаркого Солнца с момента сотворения мира, которое бьёт в глаза.
«Не бойся ничего, я люблю тебя».
И это не будет страшно или больно.
Глава 12.
Вечером Теофиль без конца находил себе то одно, то другое занятие, а со стороны это было больше похоже на то, что он не знает, чем заняться до того, как я усну. Я уже лежала в постели и собиралась спать, когда ко мне пришла эта неожиданная догадка. Ничего нового или интересного, по сути; когда мы проводили ночь вместе, в Париже, перед тем, как лечь спать одновременно со мной, Теофиль любил спрашивать меня: «Мими, а почему ты тоже ложишься? Разве ты не хочешь читать и писать? Как, ты не хочешь читать и писать?» Или, когда ему больше всего хотелось поскорее лечь и отвернуться от меня, он просто начинал разговор сам с собой первым, хоть я ему ничего и не говорила: «Мими, я сейчас буду спать, если не хочешь спать, вставай, мы согласны?»
Вскоре я уснула, так быстро и крепко, что не увидела, как Теофиль сразу же бросил все свои срочные дела и с облегчением лёг спать тоже, выключив свет и традиционно повернувшись ко мне спиной.
Ночь и тишина на песчаной косе, уходящей в море. Только крики чаек и шум ветра вокруг дома нарушали тишину. Какая была бы уютная атмосфера в маленьком деревянном доме, на втором этаже, освещённом только мягким светом ночника…но люди спят. Потому что когда спишь, не чувствуешь ничего. Даже одиночества.