«Это ты так говоришь, а я не уверен».
«Знаешь, у меня такое чувство, что ты уже готов купить мне билеты, чтобы я уехала в Россию как можно скорее.»
Теофиль засмеялся, — невесело, недоверчиво и недобро.
«Ах, да, конечно. Ты не обнаглела часом, а? Это французское правительство должно покупать тебе билеты, а не я».
«Ну, хоть на этом спасибо», — ответила я, но Теофиль не понял иронии.
«Разумеется, эо было бы слишком просто. Это они хотят вышвырнуть тебя отсюда, и это я должен покупать тебе билеты. Ты вообще это серьёзно? Это государство должно купить тебе билеты, на меня они пусть не рассчитывают. У них и так полно бабла, с нашими-то налогами.»
Кажется, теперь можно было перестать задавать себе вопросы, любит ли меня Теофиль и дорожит ли он мной. Ответ только что был получен, — и гораздо более ясный, чем мне бы хотелось.
***
Но что бы там ни было, жизнь на каникулах противостояла жизни реальной, — и теперь, кажется, мы держались за неё и ценили ещё больше. Но настоящая реальность всё равно просачивалась сквозь жизнь счастливую, временную, иллюзорную и отвоёванную, как, например, даже во сне можно иногда продолжать слышать то, что происходит в комнате. И хотя от этого не просыпаешься, из-за этого постороннего шума рождаются сны, которых, возможно, изначально не должно было быть.
Начинался восхитительный, ясный и солнечный безоблачный день.
Со всех сторон улица Порта окружена океаном, благодаря удачному и удобному расположению на песчаной косе Барфлёр, уходящей в пролив. Из ванной комнаты, которая хоть и была маленькой, но мне почему-то очень нравилась, как самое уютное и защищённое место в доме, я видела, как в хорошую погоду светлые волны бились о берег, затопляемый во время прилива до самой дамбы или открывающие восхитительную песчаную ленту для прогулки во время отлива. Туда по дороге, окружённой наряжными домами в обрамлении густых деревьев и буйно цветущих растений, ходили отдыхающие, и по ней же возвращались мимо нашего дома в деревню. А прямо под окнами, выходящими из ванной, был чей-то заросший сад, на который мне всегда очень нравилось смотреть, и он становился немножко только моим садом тоже.
Мы спустились по лестнице, ведущей к морю, и устроились на пляжных полотенцах. Сейчас начинался отлив, или прилив ещё не наступил, поэтому пляж ещё не стал морским дном, а извилистая линия, покрытая галькой и ракушняком уходила в обе стороны. Теофиль остался сидеть и смотреть на море, когда я вошла в воду. Погода была восхитительной, и казалось, что всё вокруг разделяет мою беззаботность, радость и счастье, и даже чайки, кружившиеся над прибрежными скалами, кричали как-то по-особенному, а вокруг, насколько хватало глаз, простиралась безбрежная воднрая гладь, и вода струилась вокруг меня и обволакивала жидким золотом.
«Теофиль, идём поиграем! — позвала я Теофиля, занимающегося своим самым любимым делом на пляже, а именно — просто сидящего и глядящего на воду. — Идём поиграем, как раньше! Вода замечательная и очень тёплая!»
Каждая фраза падала, как овальная капля жидкого золота, и золотые капли воды играли у меня на коже. В этот момент я чувствовала, что всё обязательно сбудется, и будет очень-очень хорошо; потом, когда мы вернёмся в Париж, мы наконец-то соберём все документы, заключим ПАКС, я получу документы, а потом, когда родится Матью, наконец-то наступит та самая счастливая и долгожданная жизнь, о коорой Теофиль говорил мне в течение всех этих трёх лет ожидания. Правда, в Сорбонну я не попаду, но мне и это и не было нужно никогда; а проблем с жильём точто возникать не будет, потому что, как мне неоднократно говорили, мать с ребёнком, тем более, французским, никогда не останется на улице. И Париж…как я убеждалась уже много раз, при наличии документов здесь можно найти работу даже за полдня, не говоря уж о сроке в неделю; не зря же Париж — волшебный город, где сбываются все мечты? И для нас наконец-то наступит такое долгожданное, тёплое, хорошее и заслуженное счастье, и та жизнь, которая до сих пор казалась только недосягаемым чудом, наконец-то станет явью и реальностью, и дни, однообразно-счастливые, будут нанизываться друг на друга, образуя нескончаемую вереницу однообразно-счастливых дней, в своём счастье похожих один на другой. И про всё то, что нам пришлось пережить, мы с Теофилем сможем сказать, оглядываясь назад, что «это было вчера», пока это «вчера» не потеряется и не сотрётся где-то в веренице ярких, жизненно-суетливых и прекрасных солнечных дней, как в ворохе листопадных листьев.
«Нет, спасибо, Ноэми, я уууссстал».
«Даже на каникулах?»
«Даже на каникулах. Это психологическая уусссталость. У неё глубокие корни».