Запах водорослей и морской воды долетал вместе с холодной и солёной водяной пылью. И даже ночью белые барашки морской пены, невидимые в темноте, мчались по крутым верхушкам волн.
Иногда Матью, которому только что исполнилось четыре месяца, просыпался по ночам с хныканием. Я сразу же вставала, чтобы дать ему подогретую бутылочку с молоком, которая была приготовлена и укутана в тёплую ткань и дожидалась своего часа рядом с его кроваткой с вечера, и наевшись, он снова засыпал с соской бутылочки во рту. зачастую Теофиль даже не успевал проснуться, но иногда я слышала в полумраке его протяжный тонкий и раздосадованный стон и он начинал ворочаться, что означало, что он всё услышал и уже готов проснуться. В таких случаях я продолжала заниматься Матью, делая вид, что ничего не заметила. В любом случае, мой ребёнок был гораздо важнее, чем испорченный день, который мне потом мог испортить Теофиль. Да и что он мог нам сделать?
Постепенно и незаметно связи создавались и становились прочнее, и не только между мной и Матью, но и между Матью и Теофилем.
И хотя Матью был ещё младенцем, но он уже был далеко от себя самого новорождённого; он гулил, играл и смеялся, хорошо узнавал знакомых людей и очень любил играть. Теофиль, проводивший рядом с ним во время каникул достаточно много времени, начинал привязываться к нему тоже. Мы фотографировали его на лужайке, поросшей ромашками, и Теофиль сделал множество фотографий первой "взрослой" еды малыша, - мелко раздавленная малина, смешанная с детской смесью до консистенции пюре.
Жизнь с маленьким ребёнком всегда предполагает существенные сдвиги во времени, когда - иногда или зачастую - делаешь совсем не то, что хотелось, или то, что и собирался, но совсем в другое время, когда это будет возможно с ребёнком, и это независимо от того, на каникулах вы или нет. Теофиль совсем не обрадовался такой перемене в своей жизни, потому что хоть я и продолжала заботиться о его сне и отдыхе и больше времени проводила с Матью, а не с Теофилем, не мог не заметить, что эти перемены коснулись и его тоже. Но в большинстве случаев он или просто стонал или вздыхал, глядя на ребёнка. Но Матью был ещё слишком маленьким, чтобы понимать всё это, и больше всего ему хотелось есть, играть, просыпаться и спать тогда, когда ему это хотелось, а не когда это было удобно одному взрослому человеку.
У меня были обязанности, - прежде всего, соблюдать договорённость с Теофилем, при учёте которой, собственно, мы и поехали на каникулы. Если бы я ещё тогда, в Париже, не согласилась бы с требованиями, выдвинутыми Теофилем, никаких каникул просто не было бы, и Теофилю по-прежнему было бы хорошо в Париже.* (игра слов: в некоторых случаях в различном контексте слово "хорошо" может означать и "так же", или "с тем же успехом". Примечание автора.) Надо было, чтобы я защищала сон, покой и отдых Теофиля от Матью, - иначе каникулы очень серьёзно сократились бы, и "сокращение", возможно, случилось бы на следующее же утро после моего первого несоблюдения договорённости. Вот почему, когда Теофиль собирался идти спать, я сразу же выходила с Матью в коляске, чтобы погулять бесцельно по деревне.
Надо, чтобы я смог спать и отдыхать, говорил Теофиль, иначе каникул не будет. И мне казалось, что тебе достаточно уже просто быть в Нормандии.
Под конец прогулки с Матью я не особенно торопилась вернуться домой. Почти всегда была очень хорошая погода, и вдобавок я никогда не знала точно, когда Теофиль проснётся. Как я уже знала, когда он ложился, то никогда не засыпал сразу; ему сначала надо было набить трубку, закурить, потом выбить трубку, прокашляться, потом снова закурить, дождаться, пока трубка начнёт гаснуть, после чего положить её в пепельницу, где она будет чадить, и только потом он будет собственно спать. А после того, как Теофиль проснётся, ему ещё надо будет ещё полежать и, похоже, отдохнуть после пробуждения. А видеть ещё не полностью, по нашей вине, проснувшегося Теофиля и вдыхать смрад холодного сгоревшего табака мне совершенно не хотелось. И если бы мы случайно нарушили его обряд, сложившийся ещё в Париже и существующий уже многие годы, для возвращения в Париж завтра же утром этого было бы недостаточно, а вот для испорченного остатка дня этого хватило бы сполна. Поэтому мы с Матью подолгу стояли около цветочного магазина и разглядывали кусты герани на продажу.