"Как же всё-таки хорошо было у меня с Анжеликой, - начал он ни с того ни с сего, и я не сразу поняла, с кем он разговаривал, - со мной или сам с собой, - у каждого была своя жизнь, мы уважали друг друга, и мы были счастливы. (А как же я? а как же тогда мы с тобой, а? - спросил тогда впервые внутренний голос) Мне никогда и в голову не пришло бы спросить у неё, есть ли у неё туалетная бумага, - а она никогда не спрашивала, есть ли туалетная бумага у меня... - последнюю фразу он выдал со странной смесью нежности, любви, грусти, сожаления, удивления и брезгливости. И от того, что я поняла, что для меня были только две последние эмоции, остался очень неприятный, хоть и еле ощутимый осадок, и дольше, чем на один вечер.
Но странно было видеть такую странную смесь эмоций, в этот погожий и тёплый летний вечер, когда мы были вместе и рядом друг с другом, и всё было так хорошо... Туалетная бумага - это было про меня, я сразу же это поняла, потому что в тот день я принесла Теофилю несколько рулонов туалетной бумаги, которые мне удалось добыть в одной из моих ночлежек - и потому, что мне хотелось тоже что-то давать Теофилю, пусть даже и учитывая мои более чем скромные возможности, и каждый раз, когда я что-то приносила ему и,- о чудо! - ему это нравилось, я чувствовала себя в эти моменты счастливой. Даже без просьб со стороны Теофиля я хотела что-то давать для нас, полезное для него, пусть даже у меня не было денег. И ещё, - я помнила, как один раз Теофиль решил сказать мне, что когда я прихожу к нему, у него очень быстро заканчивается туалетная бумага: "ты сидишь там и всё вытираешь, вытираешь, - он показал жестами, как именно я должна была это делать, получилось, будто я вытиралась огромными пучками соломы или сена, - сколько уже бумаги в унитаз ушло!"
Но вместо того, чтобы быть довольным тем, что я принесла ему несколько рулонов туалетной бумаги, Теофиль начал с теплотой, любовью и грустью вспоминать об Анжелике, которая, судя по всему, была настолько одухотворённой и возвышенной, что не принесла бы Теофилю ни рулон бумаги, ни кусок хлеба. Судя по рассказам Теофиля, она сама никогда ни тем и ни другим и не пользовалась, настолько была одухотворённой. "Духа много, плоти мало", - с неприязнью и завистью вспомнила я слова одного поэта. Вот что думал о ней Теофиль. И он, похоже, не только любил её раньше, но и продолжал любить, пусть даже всё и осталось в далёком и недостижимом прошлом. Значит, мне надо было продолжать бороться за свою любовь. Как раньше. Как всегда. Что и меня, - меня - тоже любили. Пусть даже и за сходство с больше не существующей соперницей. Она уже никогда не сможет прийти к Теофилю, а я - настоящая и живая, и я всегда буду рядом с ним. Пусть я и не умею и не хочу петь, засиживаться в библиотечных архивах и рисовать, но зато я люблю пить и есть, я люблю любить и жду от жизни вполне реального тепла и любви вместо красивых фраз на несколько минут. Вместо мгновения мне нужна жизнь, вместо отсутствия - присутствие, и дело вместо слова. И у меня нет холодной рыбьей крови, думала я с досадой, ощущая всё тот же неприятный и тяжёлый осадок. Но противный внутренний голос настойчиво повторял мне шепотом, что какой бы я ни была или ни казалась, всё равно, факт остаётся фактом: выбрали не меня. И полюбили не меня тоже. И для того, чтобы и меня тоже полюбили, хотя бы отражённой любовью, есть только один выход: быть или стать не-собой.
С этой Анжеликой Теофиль познакомился ещё во времена своей далёкой молодости, он провёл с ней три или четыре года, и потом он потерял её "в результате каникул". Анжелика уехала на каникулы одна, - та самая Анжелика, которая научила его очень многим вещам, и, возможно, я втайне хотела стать хоть немножко похожей на неё, чтобы мне была гарантирована любовь Теофиля. Не будет же он любить меня просто так, в самом-то деле! Значит, надо перестраиваться, меняться, работать над собой. Но даже исчезнув полностью из жизни Теофиля, она была для него звездой, -далёкой, прекрасной и незабываемой.
Жизнь принимает разные формы, и когда я присутствовала ночью во время рисования Теофиля здесь, на каникулах в Барфлёр, глядя изподтишка на его тень на стене, я верила, что добилась исполнения своей мечты.
Стать Анжеликой для Теофиля, если не удастся стать вместо неё. Превращаются же в сказках лягушки и медведи в прекрасных принцев и принцес ради любви, так почему жея не смогу превратиться тоже в кого-то другого?.. Я верила, что ночной грозы за окнами на берегу океана было достаточно для того, чтобы чудо свершилось.