"Ну, и что тебе во всём этом нравилось? - спросила я Теофиля - То, что каждый сам за себя? Что никто не спрашивал у другого, есть ли у него туалетная бумага, или деньги на жизнь, или кусок хлеба? Или всё ли хорошо и не нужна ли помощь? По твоему, это - и есть настоящая идеальная любовь?"
Глава 18.
Теофиль не сразу ответил мне; невидящим взглядом он смотрел куда-то мимо меня, и на его лице я впервые увидела какую-то смешанную гамму чувств, смесь сожаления, нежности, боготворения, умиления, тихой грусти, восторга и...любви.
"Нет, здесь было другое, - ответил он немного погодя, - у нас всё было воё, но в то же время друг для друга".
Жизнь была прекрасна.
Двое сидят в кафе, в восемнадцатом округе.
Прекрасная погода, и ласковое парижское Солнце просвечивает сквозь резные кроны деревьев. Они видятся часто, - так часто, как хочется им обоим. Они проводят вместе лучшие моменты. День или гночь, вблизи или далеко друг от друга, они никогда не чувствуют себя по-настоящему далеко друг от друга или в разлуке. Жизнь состояла только из лучших ммоентов, которые они разедляли друг с другом, жизнь была сама по себе просто чистым счастьем и наслаждением. А потом она уехала. Одна. Почему?
Если жизнь состояла только из одного счастья и удовольствия, где не было никогда даже тени? Чего может не хватать смодостаточным людям, у которых уже есть всё и которые по этой причине ни в ком не нуждаются, до такой степени, чтобы внезапно уехать, наверное, в надежде вернуться и снова найти оставленное? Может, поиск "живой" жизни вместо "сладостей", когда любюовь служит только приятным дополнением к жизни и которая должна быть приятной, удобной и красивой, как букет срезанных цветов в красивой вазе.
Но даже самые красивые срезанные цветы быстро завянут.
Ни изысканная красивая ваза, ни свежая вода не продлят жизнь цветам, чьи дни уже сочтены.
Потому что для цветов нужна не красота, а почва. Красоту они смогут дать сами.
***
...Медленно шло время каникул. И как всегда, огромные часы на церкви Сен-Николас медленно отмеряли прошедшие часы и минуты. Время каникул и время без каникул. Долгий, тягучий звук с модуляциями, который было слышно отовсюду.
Но однажды куранты замолчали.
Теофиль предполагал, что кто-то из стариков, местных жителей, пожаловался на шум, из-за которого ночью они не могут спать, и звук часов остановили.
И теперь время шло всё так же, но в безмолвии. Но всё равно никто не мог его остановить.
Вечером, как обычно, мы вышли прогуляться в порт. Как всегда. Как раньше. Вечером, как обычно, мы пошли прогуляться в порт. И как много лет назад, огоньки с тёплыми оттенками горели вдоль пристани, отражаясь в воде. И как каждый вечер с наступлением темноты, мигали зелёным и красным две "родинки", - сигнальные фонари на дамбе, замыкающей выход из заводи в открытое море.
Мы сели на скамейку лцом к морю, как мы делали всегда, ещё с наших первых дней, проведённых в Барфлёр. Атлантика, расстилавшаяся невидимой прямо перед нами и чуть левее, отмечала край Земли непойми где от остальной Земли, как ото всей планеты. И от этой мысли начинало казаться, что начинаешь различать какой-то далёкий космический звон и видишь, как расступаются звёздные пути перед вечно одинокими комическими кораблями.
Маленькие лодки спали на дегтярно-чёрной ночной воде. Лучи света, отражаясь на их корпусах, делали их гладкими, блестящими и чёрными.
"Посомтри, как красиво, - свет, лодки, корабли, вся эта деревня... - начал мечтательно Теофиль - А это ещё что такое?"
Маленький и неприметный кораблик стоял на тихой ночной воде недалеко от берега; он не двигался с места, но было заметно, что в его каюте что-то происходит. За мутными стёклами маленьких иллюминаторов пугливо мелькали беглые тусклые огоньки; я была уверена, что под мостиком увидела закутанную во что-то чёрное тёмную фигуру: очевидно, незаметное для всех присутствие ночного незнакомца было как-то связано с этим странным ночным кораблём, котрый бесшумно прибыл откуда-то или же, наоборот, собирался куда-то отправиться сегодня ночью. Другая бесполая фигура в чёрном, кажущаяся сотканной из ночной темноты, неслышно прокралась мимо нас, так, что я даже не успела понять, большое растояние между нами было или маленькое и куда ушёл этот таинственный незнакомец. Казалось, он даже не дышал, двигаясь неслышно и стремительно, как сама ожившая ночная тень.
Тёмная, почти чёрная, беззвёздная и безлунная ночь. Чёрный корабль, сотканный из самого тёмного предрассветного сумрака, затаившийся на дегтярно-чёрной воде без единого всплеска волн и без единого звука двигателей. Тёмные тени, вытканные из ночной темноты, без единого звука скользящие в темноте по тёмным москам и в самых тёмных уголках, которые днём настолько банальны, что их просто не видишь и не замечаешь, словно даже днём они всегда отводят наши взгляды.