30 декабря
Петрович всю ночь работал у лунки и закончил гидрологическую станцию. Глубина, как он предсказывал, начинает увеличиваться: теперь уже двести восемьдесят шесть метров. Ширшов после большого перерыва провел также вертушечные наблюдения.
Он сидел усталый, закопченный, его клонило ко сну. Мы позавтракали, напились чаю, и я уложил Петю спать.
Женя составляет новые графики для астрономических наблюдений: на материке он заготовил их только до восьмидесятой параллели. Ведь никто не ожидал, что дрейф протащит нас так далеко на юг и с такой скоростью.
Сделав астрономическое определение, Женя сказал:
— Мы уже находимся на широте 79 градусов 54 минуты.
Прощай, восьмидесятая параллель!..
Мне вспомнилось, что Фритьоф Нансен во время дрейфа на «Фраме» нервничал и был недоволен тем, что дрейф корабля протекает слишком медленно. А мы, наоборот, волнуемся из-за того, что наша льдина дрейфует слишком быстро.
Но, правду говоря, мы устали. Это стало чувствоваться во всем: и в отношениях друг к другу, и в работе. Возможно, что на Новый год мы устроим обязательный для всех выходной день и ничего делать не станем. Это будет наш первый день отдыха за все время дрейфа.
Людям, живущим на материке, такое положение может показаться удивительным, — но ведь нам здесь действительно некогда было отдыхать!
К Новому году обязательно надо почистить кухню, вымести всю грязь из жилой палатки и навести полный порядок.
Я разбудил Петра Петровича. Мы пообедали. После этого Петя чинил штаны, одновременно заучивая английские фразы. У нас появились в употреблении забавные русско-английские слова, например: холодэйшен (что означает холод, мороз)…
Женя очищал стены нашей палатки ото льда; вода замучила: как только температура в палатке повышается, его койка наполняется водой… Мы нарубили здесь четыре бидончика льда. Затем протерли тряпкой мокрый брезент койки и снова уложили шкуры на кровать.
Сегодня, кажется, все будем спать спокойно. Ведь были ночи, когда на брезенте скоплялось так много воды, что мелкие рыбы могли бы свободно плавать здесь, как в бассейне.
Когда я выносил мусор из кухни, заметил на горизонте большое пламя: оно то уменьшалось, то увеличивалось. Впечатление было такое, будто кто-то машет огромным красным флагом. Я взял фонарь и начал им размахивать, как бы отвечая. Потом позвал Женю и Петровича. Они долго смотрели, советовались и наконец сделали заключение:
— Это, очевидно, звезда.
Я продолжал смотреть в ту сторону, где, как мне показалось, непрерывно мелькал огонь. Я обрадовался этому, подумав, что к нам идут люди. Впрочем, откуда?.. Из Гренландии?..
Женя установил теодолит и окончательно развеял мои предположения, уверенно подтвердив:
— Да, это звезда!
Легли спать далеко за полночь. Через несколько часов мы проснемся и начнем генеральную уборку палатки. Будем мыть голову и бриться. Я сварю обед сразу на три дня.
Думаем хорошо встретить Новый год. пожелать нашей Родине новых больших успехов.
ЯНВАРЬ
31 декабря 1937 г. — 1 января 1938 г.
Последний день года.
Ночью Эрнст подготовил из снега две кастрюли воды для варки обеда. Потом он принял двадцать одну поздравительную телеграмму от родных и друзей. Спасибо вам, дорогие соотечественники, за теплоту и ласковое слово!
Неожиданно подул сильный ветер, и все мои труды по раскопке лагеря были ликвидированы; снова вокруг нас образовались сугробы снега.
Я накормил Веселого, забрался в палатку и занялся приготовлением праздничного обеда.
В ожидании новогоднего вечера открыл банку паюсной икры, достал сосиски, копченую грудинку, сыр, орехи, шоколад, роздал каждому по тридцать пять конфет «Мишка». Потом подстриг длинные косы, выросшие у Кренкеля. Это было забавное зрелище… Мы все побрились и помыли головы.
Прежде чем встретить Новый год, прошлись по лагерю: осмотрели каждую палатку, ощупали вещи на всех базах, побывали на трещине, укрепили лебедку.
Лишь за десять минут до наступления Нового года мы, утомленные, вернулись в свой «жилой дворец». Я начал переодеваться. Петрович стал со мной в шутку бороться, говоря:
— Ты еще сильный, и притом жирный!
Я засмеялся и сказал:
— Если пропадет продовольствие, то первым съедим Веселого, а затем уже вы кушайте меня…
Кренкель включил Москву, и мы у себя в палатке услышали звуки Красной площади, «Интернационал» и бой часов Кремлевской башни, извещавший весь советский народ о том, что начинается новый, 1938 год, год новых больших успехов нашей великой Родины.