Я поздравил своих товарищей с Новым годом, мы спели «Интернационал», расцеловались и пожелали, чтобы 1938 год был таким же счастливым, как минувший.
Потом Женя вышел из палатки и сделал метеорологические наблюдения, а Теодорыч передал сводку на остров Рудольфа.
Наш новогодний ужин продолжался два часа. После этого мы долго не ложились спать, говорили о том, что скоро кончится полярная ночь, о том, что работа у нас пойдет еще быстрее. Ширшов боится темноты. Петрович объясняет, что он опасается не темноты, а… медведей, которые в темноте могут незаметно подойти и броситься на человека. Женя посоветовал Ширшову постоянно ходить с оружием: тогда страх перед темнотой исчезнет.
Теперь у Петровича еще больше проявляется непреодолимая страсть к оружию; он не расстается со своим наганом. Обычно, возвращаясь в жилую палатку после гидрологических работ, он по дороге стреляет вверх…
Мы легли спать, а Кренкель остался у радиоприемника и продолжал принимать поздравительные телеграммы со всех концов СССР. Сколько теплых, приятных слов мы получили!..
Спали лишь несколько часов. Эрнст разбудил всех к чаю.
Погода чудесная. Каждая звезда видна отчетливо, ясно.
У всех хорошее настроение. Впервые проводим общий обязательный выходной день. Так мы договорились еще накануне… Однако работа продолжается: мы все так привыкли к действию, что без дела жить не можем.
Я очистил базы от снега, осмотрел трещину, заправил лампы и прилег с книгой.
Женя сделал астрономическое определение: он говорит, что нас продолжает тащить на юг. Потом Женя ушел в свою обсерваторию, чтобы подготовить приборы к гравитационным наблюдениям.
За обедом выпили по две рюмки коньяку. Я достал из запасов огурцы. Они оказались мягкими, как тряпки; очевидно, сильно испортились. Но нам эти огурцы показались приятными и вкусными.
Долго слушали по радио новогодний концерт из Москвы.
У нас стало тепло: температура поднялась до шести градусов ниже нуля. Такой температуры у нас не было уже давно; можно даже… в трусах ходить, только сильная пурга мешает…
К вечеру подул сильный ветер, температура быстро снизилась до тридцати пяти градусов. От такой резкой перемены температуры лед трещит, все время кажется, что льдина под нами ломается.
Эрнст, дежуря по лагерю, вспомнил, что еще в Москве, когда мы вылетали с центрального аэродрома имени Фрунзе, дал Жене припрятать бутылку хорошей настойки, которую приготовила Наталья Петровна. С тех пор настойка лежала у Федорова в рюкзаке… Он разыскал бутылку, мы выпили по рюмочке и сразу крепко заснули.
2 января
Скоро уже утро и снова начнутся трудовые будни.
Петрович ушел к трещине, чтобы сделать наблюдения над морскими течениями.
Я занялся очисткой площадки от снега, а потом направился к Пете и помогал вести гидрологические работы.
На пути я осмотрел канат, который мы прозвали троллейбусом; он протянут от жилой палатки до трещины. где установлена гидрологическая лебедка Ширшова «Троллейбус» нам очень помогает во время полярной ночи, в пургу мы пробираемся, держась за канат, от палатки к лебедке и обратно, не рискуя заблудиться.
Вернувшись в лагерь, сделали вместе с Женей астрономическое определение; он брал звезды на теодолит, а я отмечал время по хронометру.
Наш дрейф настолько ускорился, что Ширшов и Федоров не успевают обрабатывать материалы своих научных наблюдений. Гидрологические станции, например, мы делаем по плану через каждые тридцать миль. Льдина проходит теперь это расстояние за двое-трое суток.
Ширшову приходится срочно освобождать посуду с пробами, взятыми на предыдущей станции. Много времени отнимает также приготовление дистиллированной воды.
Окончились большие океанские глубины; теперь мы дрейфуем над гренландским мелководьем, где глубина колеблется лишь от двухсот до двухсот пятидесяти метров.
Скоро наша льдина окажется в районе, где морские глубины уже изучены и нанесены на карты.
Кренкель жалуется на боль в боку. Очевидно, он простудился. Дали ему две таблетки аспирина, закутали с головой. Угостили чаем с земляничным вареньем.
Перед вечером Кренкель проснулся. Я подал ему горячего супа. Эрнст съел его, не вылезая из спального мешка: сегодня он у нас на положении больного.
Уже показалась большая заря — тонкая полоса на горизонте. В конце января, очевидно, можно будет читать книгу при ярком зареве, но солнце взойдет позже.