Астрономическое определение нашего местонахождения производится Федоровым ежедневно с помощью теодолита (исключая те периоды, когда небо закрыто облаками), точность определений до четверти мили. Метеорологические наблюдения ведутся четыре раза в сутки, а с 10 июня мы регулярно ведем дневник погоды.
В июне средняя температура у нас была равна двум градусам холода, наиболее высокая температура — минус один градус.
Гидрологические работы мы начали проводить с 5 июня, как только нам доставили лебедку. За это время сделали четыре гидрологические станции. Взяты две пробы грунта. Все пробы воды с различных глубин океана обработаны в гидрохимической лаборатории Ширшова; на всех станциях (от 250 до 600 метров глубины) обнаружена вода с положительной температурой и высокой солености.
Таким образом, установлено, что атлантические воды, открытые в более южных широтах Фритьофом Нансеном, мощным потоком поступают также и в околополюсный район; они вносят в центральную часть Северного Ледовитого океана значительное количество тепла.
Определение силы тяжести сделано в двух точках дрейфа. Измерения производились посредством маятникового прибора (сухопутного образца), сконструированного Ленинградским астрономическим институтом.
Женя сейчас занялся изучением атмосферного электричества. Он установил приборы и тоже на сутки засел за работу. Кроме того, он ведет, наблюдение за магнитными вариациями.
Я начал разбирать палатку-кухню. Потом ко мне на помощь пришел Теодорыч, успевший передать все радиограммы на Рудольф. Вдвоем мы вынесли имущество из палатки, разобрали ее до основания, так как она со всех сторон протекает. Насыпали свежего снега, утрамбовали его ногами, положили доски, а поверх них три листа фанеры. Перевязали стойки-распоры и стали забивать колья в лед. Под снегом оказалось много воды. Это сильно мешало нашей работе. Наконец закончили ремонт палатки-кухни. Можно было начать готовить обед. Вскоре там зашумели примусы, как на кухне московской квартиры.
На нашем ледяном поле под снегом всюду вода. Невозможно ходить: проваливаешься. Вода угрожает и нашей жилой палатке; у меня возникает серьезное опасение, как бы она не провалилась сквозь снег в воду, большим слоем покрывающую лед. Пришлось снаружи обсыпать палатку до половины снегом, чтобы края не так быстро таяли. Получился большой курган, но если за ним не наблюдать тщательно, то вскоре и этот курган почернеет, начнет таять и снова придется обсыпать его снегом.
Ходил на базы, осматривал все хозяйство. Зрелище грустное: снежные бугры развалились в разные стороны, обнажив вещевые баулы, резиновые мешки с керосином и продовольственные запасы. Вода серьезно угрожает всему нашему имуществу. Неужели придется переносить станцию на другое место? Это огромная, трудно выполнимая работа. Придется еще немного подождать и решить, как быть. Правда, можно перебраться на возвышенности нашего поля — на торосы, большие ледяные холмы, но это небезопасно, так как при первом же большом сжатии льдов все хозяйство может полететь вверх дном…
Надвигается туман, сыплется противный мокрый снег — нечто среднее между туманом и дождем. Воздух пропитан сыростью. Снег раскис, ходить стало трудно, кое-где проваливаешься в воду по колено.
Сегодня вообще неудачный день. Во-первых, радиослужба Главного управления Северного морского пути из непонятных соображений сократила нам сроки связи с островом Рудольфа, выделенные для приема и передачи радиограмм. Вторая неприятность: открыл бидон с продовольствием, а в нем все сухари пахнут керосином. Для нас такой бидон на десять дней жизни. Очевидно, придется питаться «керосиновыми сухарями» и притом вспоминать недобрым словом нефтепромыслы… Получилось это потому, что бидон с сухарями был на некоторое время использован в качестве подставки для плохо запаянного керосинового баула. Все же мы решили по возможности пустить в ход эти сухари, не выбрасывать ценного запаса продовольствия.
2 июля
Петр Петрович лег немного отдохнуть после двадцати четырех часов непрерывной деятельности; он хочет сегодня же обработать собранные пробы морской воды.
Мне приходится отсиживаться в тени, так как солнечные лучи вызвали очень сильное раздражение левого глаза; здорово режет, слезы текут…
Браточки надо мной смеются:
— Вот наш Дмитрич и заплакал!
Я старательно вытираю слезы, но они появляются вновь. Мог ли я думать, что меня так «сожжет» солнце на Северном полюсе!
Ширшов посмеивается:
— Дмитрич, ты же так мечтал о Мацесте… Зачем тебе она? У нас на льдине, оказывается, все прелести и радости предусмотрены.
С этим я согласен: льдина действительно оказалась довольно приветливой и гостеприимной. Я ответил:
— Ничего плохого про нашу льдину сказать нельзя… Она несет нас ровно и спокойно, щадит наши нервы, не волнует нас, вообще всячески заботится о нашем благополучном житье-бытье.
— Погоди, еще не настало время, — отозвался Женя.
— II это тоже, пожалуй, правда…
Теодорыч принял еще пятнадцать радиограмм: нас поздравляют с награждением. Даже старик, мой отец, прислал из Севастополя радиограмму.
Эрнст Теодорович разобрал свою палатку — технический склад, так как она разорвалась, заклеил дыры эмалитом. Завтра придется перенести ее в другое место, где нет воды, иначе могут отсыреть запасные части радиостанции.
Обилие воды на льдине помогло нам разрешить проблему водоснабжения. Теперь больше не нужно возиться с раскалыванием льда и превращением его в воду. Я выкопал в снегу колодец, из которого мы черпаем воду для кухни. Это дает возможность лишний раз умыться (мы этим себя не особенно балуем).
Петр Петрович записывает данные гидрологических наблюдений. Женя после ужина измеряет на генеральной карте, сколько миль нас пронесло дрейфом за все время с 21 мая — дня высадки на полюсе.
Его научные наблюдения по атмосферному электричеству дают очень интересные результаты, но Женя не торопится с выводами.
— Надо еще проверять и проверять, — говорит он. — В науке больше, чем где бы то ни было, нужна тройная проверка…
Получил телеграмму из Москвы о том, что у нас на дрейфующей станции «Северный полюс» создается партийно-комсомольская группа в составе члена партии И. Д. Папанина, кандидата в члены партии Э. Т. Кренкеля и комсомольца Е. К. Федорова. Я утвержден парторгом группы.
Надо принять в сочувствующие Петра Петровича Ширшова. Он об этом просит и заслужил вполне: показывает себя исключительно трудолюбивым, честным товарищем, любящим и знающим свое дело. Он будет стойким большевиком!