Петрович, делая гидробиологические станции на разных широтах и глубинах, всегда собирал богатый улов медуз и всевозможных рачков. В открытой полынье мы наблюдали и потребителей этой мелочи — морского зайца и нерпу. Хотели нашим киноаппаратом снять морского зайца, но он оказался очень осторожным. Однажды мне удалось застрелить нерпу, но, к сожалению, течение унесло ее под лед. И наконец, нас посетили сразу три белых медведя.
Не сомневаюсь: если займусь всерьез охотой, то на кухне у нас постоянно будет свежее мясо. Я откладываю и откладываю охоту, но все же собираюсь приступить к этому весьма приятному и полезному занятию.
Отправился в лагерь, где после пурги всегда много работы. Первым делом приступил к раскопкам хозяйства: все засыпано снегом.
Перенесли поближе к жилой палатке метеорологическую будку, так как становится уже темно, наступает полярная ночь, во время которой нетрудно заблудиться. Эрнст обещает сделать проводку, тогда в будке будет гореть электрическая лампочка.
Петр Петрович расчистил лунку и подготовил лебедку к промеру океанского дна.
К вечеру я опять почувствовал себя плохо. Измерил температуру: 37,4 градуса. Петр Петрович дал мне две таблетки аспирина.
— Тебе надо хорошенько вспотеть, — сказал он.
В медицинские дарования Петра Петровича я почему-то верю мало. Насчет хирургии и думать не приходится, хотя Петрович набрал много медицинских ножей и иголок. Перед вылетом на полюс он специально практиковался у хирургов в ленинградской больнице: резал нарывы на пальцах, оперировал трупы. Иногда он покупал два-три килограмма говядины и дома для практики резал ее и сшивал. Но говядина не живой человек… Нет, лучше не попадаться в руки Петру Петровичу! Даже если кто-нибудь из нас серьезно заболеет, то постараемся перетерпеть, а операцию будем делать в Москве. Здесь, на льду, проверять искусство Петра Петровича на себе что-то не хочется…
Исполнилось ровно шестнадцать лет нашей совместной жизни с Володичкой. Ее сестра Зина прислала мне телеграмму: «Родной Дмитрич, поздравляю и желаю дальше счастливой жизни с Володичкой».
Я послал Володичке поздравление.
ОКТЯБРЬ
1 октября
Доктор помог: сегодня у меня нормальная температура, чувствую себя хорошо. Начинаю проникаться уважением к медицинским талантам Петровича. Осмотрел наш аэродром. После пурги он находится в еще лучшем состоянии, чем раньше. Снег сровнял все бугорки и ямки. Несколько застругов я расчистил сам. Будем держать аэродром в постоянной готовности.
Вернулся с аэродрома, приготовил чай. Женя в это время передал на остров Рудольфа метеорологические данные. Он уже второй день самостоятельно передает по радио метеорологическую сводку: Эрнст его научил. Так мы день за днем учимся друг у друга, осваиваем новые специальности. Это очень важно для полярника.
В полдень Женя и Петрович ушли на разведку. Погода хорошая, и мы решили использовать ее для осмотра окружающих нас льдин.
Я остался дежурить по лагерю. Опустил вертушку на триста метров и определил скорость дрейфа. Потом возился с лампами, приготовил смесь горючего для примусов.
Эрнст проснулся (он отдыхал после ночного дежурства) и сразу же начал связываться с островом Рудольфа. Нам передали радиограмму о том, что в арктическом выпуске «Последних известий по радио» выступят наши жены. Я удивился: как сможет выступить Володичка, ведь ее нет в Москве? Но оказывается, с нею связались по телефону, и она говорила из Кисловодска. Сообщила, что скоро выезжает в Москву, пожелала мне и браткам здоровья и успехов.
Выступали также жены Эрнста и Петра Петровича. Когда говорили жена и мать Ширшова, он был на дальней разведке. Петрович вернулся и очень сожалел, что не слышал голоса своей жены. Мы его успокоили: ведь это не в последний раз!
Я вступил в обязанности повара: теперь моя очередь дежурить на кухне. Нынче, как никогда, поздно обедали. Я приготовил какао, но никто не хотел его пить, даже наши «разведчики», как мы прозвали Женю и Петровича. Они обходили весь район, сделали на лыжах больше сорока километров.
Небо ясное и чистое. Уже показалось несколько звезд. Женя сделал астрономические определения, но обработать их не успел.
Мороз доходит до двадцати восьми градусов.
Третий час ночи. Чувствую себя немного усталым: поэтому не хочется писать дневник. Ложусь сейчас же спать.