Крепкое от природы здоровье, полученная в армии закалка и стойкий и мужественный характер помогли ему там, на берегу канала. Он несколько раз терял сознание, но все же дождался своих спасителей. Помнит, как подполз к нему кто-то из товарищей. Желев показал в сторону зарослей ежевики, и туда ударили автоматные очереди.
— Лишь убедившись, что преступникам не удастся уйти, — вспоминает Желев, — я почувствовал облегчение, хотя боль по-прежнему оставалась непереносимой…
Позднее в одном боевом листке можно было прочитать:
«Наш самолет не будет силой принужден покинуть родное небо, для многих людей это лето не станет последним. Но людям даже в голову не придет, что своей жизнью они обязаны неизвестному старшине, проводнику служебной собаки, который едва не погиб, предотвращая угрозу их жизни».
Спрашиваю Желева, верит ли он в удачу.
— Раз мне повезло попасть в руки такого замечательного хирурга, как доцент Зынзов, который сделал мне несколько тяжелейших операций, благодаря чему я по-прежнему в строю, — можно считать, что удача не отвернулась от меня.
За мужество и образцовую службу Желев позднее получил офицерское звание. Он упорно учился и сначала закончил среднее, а затем высшее учебное заведение. Он награжден медалями «За заслуги в обеспечении общественного порядка» и «За боевые заслуги».
Сейчас Желев почти ежедневно сопровождает иностранных туристов, проезжающих через округ. Его радует, что многие из них искренне восхищаются достижениями нашей социалистической родины. Это усиливает удовлетворение, которое приносит ему служба в народной милиции.
Просматриваю записи моих встреч с сотрудниками министерства внутренних дел. В их рассуждениях, в их жизненных позициях, в ответах на мои вопросы много общего. Вот, например, как мои собеседники говорят о страхе и риске.
Лейтенант Желев:
«Опасения и страх по-человечески так понятны, но иногда ведь надо и рисковать. Какой станет наша жизнь, если честный побоится разоблачить нечестного, если убежденный в важности и правоте своей научной идеи спасует перед рутиной? Врачи, особенно хирурги, тоже часто вынуждены рисковать. В далеко не простых ситуациях также вынуждены рисковать хозяйственные руководители. Часто я думаю, а разве не рисковал мой дед Жельо Гочев, основатель партийной организации в селе Свирково и участник трех войн? А мой отец, награжденный в Отечественную войну двумя орденами «За храбрость»?»
Старшина Вылков:
«В самые критические моменты страха не чувствую, но, когда опасность позади, и у меня нередко ползут мурашки по спине. Думаю, что тот, кто не может взять страх за горло, не должен надевать милицейский мундир».
Старшина Касабов:
«Нет слов, нелегко, когда вынужден вступать в схватку с озверевшими преступниками, но я больше боюсь другого — сумею ли до конца выполнить свой служебный долг. В различного рода опасных ситуациях люди надеются на нас, и мы не вправе их разочаровать. Никогда не рассчитываю, что кто-то другой выполнит мою работу. Страх приходит тогда, когда не действуешь правильно, твердо и смело. Нерешительные и колеблющиеся не годятся для нашей службы».
Отвечая на вопрос, во имя чего они не задумываясь пошли бы на любой риск, все трое были единодушны — во имя жизни.
Ответ Касабова был наиболее обстоятельным. Родители его до 9 сентября 1944 года не раз подвергались арестам и преследованиям. Помимо тяжелых побоев его отцу пришлось выдержать и пытки электрическим током, и все же фашистам не удалось сломить его волю. Вот почему старшина Касабов до глубины души ненавидит предателей и изменников родины, хулиганов и бездельников. Вот почему он готов отдать жизнь за сегодняшний день Болгарии, за людей, которые нуждаются в его помощи.
Слова моих собеседников кто-нибудь может счесть высокопарными, но будет не прав: способность к самопожертвованию при выполнении служебного долга — вопрос чести каждого сотрудника милиции. Все те, с кем я встречался, люди исключительно скромные. В ответ на мои прямые вопросы они откровенно излагали свои жизненные позиции. Из разговоров с ними у меня сложилось впечатление, что к своей готовности жертвовать собой, к самообладанию и обостренному чувству долга они относятся как к чему-то обыкновенному и будничному.
В самых запутанных конфликтных ситуациях мои собеседники не теряют веру в человека, ищут в нем прежде всего доброту и честность. В любых случаях они предполагают действовать методами убеждения, а не принуждения. Никто из них не является сторонником насилия.