— Сковородка? — Почему-то спросил Федя, смотря на тело сборщика, развалившееся посередине. У входа, в тусклом свете стеклянной банки, наполненной светляками, с выше названным орудием преступления в руках стоял его товарищ, тупо оглядывая результат своей работы.
— Ага. — Тихо ответил Серега, не предпринимая никаких попыток обыскать мужика.
— Где взял? — Федор чувствовал, что столь глупого разговора у него ещё не было. Да и ситуация была совершенно нелепейшая. А все из-за этого придурка со сковородкой в руках.
— Одолжил. — Пожал плечами тот. — Берем деньги и уходим?
— Ага. Только деньги там остались.
— Где там?
— Там. — Федя, все ещё смотря на тело, указал пальцем на дверь.
— То есть? Он их у входа выложил что ли?
— Не, Серый. Он их отдал второму. И тот ждет его на выходе.
— Круто… — Почему то промямлил Серега.
— Ага. Круче некуда. Да я тебя и весь этот план знаешь, где видел? Как выбираться будем? Этот второй все ещё там. Да и этот скоро очнется.
— А может его того?
— Что того? — Не понял Федя.
— Ну, сковородкой…
— Ага, иди, выйди и помахай там своей сковородкой. Он тебе ее..
— Да, — согласился Серый. — Глупо как-то.
— Да все это глупо. И ты идиот.
— А может…
— Что?
— Выбежим, и врассыпную? — Предложил Серый.
— Иди лучше сковородкой помахай… — Обреченно вздохнул Федор.
— Черт!
— Во-во…
Долго так продолжаться не могло. Трясущиеся в темноте дети стояли и напряженно выдумывали, что же предпринять, когда тело зашевелилось. Глухой удар, и опять все стихло.
— Мать твою, Серый, хватит его уже колотить! И кто тебе ее только дал, эту сковородку!
— Тише, я думаю.
— Думает он, видите ли…
— Ты бы простонал, Федь, что ли. Ну, так для приличия…
— Чего? — Переспросил тот, посмотрев на товарища. Кажись, его друг из разряда «придурков» переходил в разряд «идиотов», ну или одно из двух…
— Ну, знаешь, когда взрослые это делают…
— Я понял, о чем ты. Сам давай стони. Твоя идея.
— Эй, там. — Донесся снаружи голос второго собирателя, отчего оба парня вздрогнули. Очевидно, не услышав стонов ни своего напарника, ни девочки, он забеспокоился. Не в карты же они там играют! — Вы уснули что ли?
— Зови, — неожиданно проговорил Серега.
— Чего? — не понял Федор.
— Не чего, а кого. Этого зови. Второго.
— Ты спятил?
— Зови говорю! Только так. Поеротишней, что ли.
— Ты у меня месяц с синяками ходить будешь, — пообещал Федор и высунул голову наружу. — Дядь. А не хочешь ли ты к нам присоединиться? — Самым что ни есть «еротишным» голосом произнесла девочка Федя и подмигнула.
— А что! — Осклабился второй мужик. — Вот это разврат! Вот это я понимаю! — И шагнул в полутьму палатки, естественно пригнувшись. Сковорода, так удачно позаимствованная Серегой не понятно у кого, и на сей раз сработала безотказно…
— Ну что, дочка, купили лекарства маме? — Танк расплылся в самой широкой из находящихся в его арсенале улыбок.
— Да, конечно. — Федя указал на мешочек, что взвалил себе на плечи Серега, — Вон братец мой, о-рельсину-убитый, несет.
— Не многовато ли? — Любезно поинтересовался тот, оценивая размер и тяжесть мешка, который тащил Серега.
— Нет, конечно. Мама у нас очень больная. Да, Сереж? — Тот усиленно закивал головой.
— Ну ладно. Пусть выздоравливает. Себя береги и братца своего, шпалой-обиженного. Хорошо?
— Хорошо, дядя Танк. Ну, мы пойдем?
— Идите детки, идите…
И когда шум станционного базара стал затихать, поглощенный тоннелем, еле слышно на фоне остальных звуков выделился бабий голос.
— Ой, бабоньки! Что же это делается! Чтоб мужик мужика, да ещё белым днем….
— А хорошо ты придумал их раздеть. — Заметил пыхтящий под тяжестью мешка Серега. — Теперь им вряд ли кто поверит.
— Все равно ты до конца месяца с синяками! — Пробурчал в ответ Федя, сдирая с себя шаль и пытаясь оттереть ею краску с губ и ресниц.
Крот
Деревянная дверь кабинета начальника станции, покосившаяся, с достаточно большими трещинами, пропускающими неяркий свет настольной лампы, не предвещала ему — Сергею — ничего хорошего. Он глубоко вздохнул, снял с головы кожаную, потрепанную кепку и, зажав ее в руках, вошел.
Свет лампы слегка рассеивался по небольшому полутемному помещению, но полумрак, царивший вокруг, победить не мог, скорее наоборот, делал его гуще в углах, насыщая темным тени от предметов и создавая иллюзию некоей таинственности. Стол, пара стульев, деревянная кровать с истертым до дыр в нескольких местах покрывалом. Небольшой шкаф в углу, телефон, книги, куча исписанной бумаги, ручки — вот и вся простенькая спартанская обстановка. Впрочем, еще картина на стене, изображающая опушку жаркого летнего леса… Того леса, «тогда»…