— А ну, пошли, — вдруг, зашипела женщина, и, подскочив к своей дочери и схватив ее за шкирку, потащила из палатки.
Далеко идти не пришлось. Прямо за их палаткой находились технические помещения. Мать затащила девочку в какую-то маленькую комнату, где не было света, и толкнула ее туда.
— Вот, посиди-ка здесь пару часиков, — зло прошипела она, не понимающему своей вины ребенку. — Может это научит чему-нибудь тебя! Эй, Михалыч! — Бросила она проходящему мимо седовласому мужчине лет шестидесяти, который заведовал складами и техническими помещениями. И, когда тот подошел, попросила: — Закрой-ка, Дашку на пару часиков.
Михалыч внимательно посмотрел на женщину, не спеша, впрочем, выполнить ее просьбу. Он поводил усами некоторое время, а после чего медленно проговорил:
— Слушай, Аннушка, может не стоит этого делать? Применять такие кардинальные меры. — Его голос тихий и спокойный успокаивающе подействовал на женщину, но все же видимо, не достаточно. Она вся подобралась, видимо, возмущенная этим слишком умным стариком. — Не к добру это, поверь мне.
— Откуда тебе об этом знать, хрыч старый! — Увы, есть такие женщины «в русских селеньях», которых бояться практически все, вернее почти все, а в этом случае Михалыч не был исключением. К слову сказать, он не то, чтобы ее не боялся, просто не хотел прямого скандала, ибо такой тип женщин, как Анна Петровна, без скандала просто не мыслила свою жизнь. — Запирай, говорю, только не забудь через два часа ее оттуда выпустить. Понял?
— Что ж, — пробормотал он, обиженный таким обращением. — Твое дело, но попомни мое слово — не к добру это!
— Поговори у меня еще! — Зло прошептала Анна Петровна и, развернувшись на месте, быстро прошествовала домой, чтобы собраться и идти на работу. Михалыч, поджав губы, озабоченно смотрел ей в след и сокрушенно мотал головой. Ему было обидно и за себя, потерявшего в первый день Удара свою семью, в том числе и двух детей, и за Анну Петровну, которая не хотела понять, что семья ее разваливается. И она в скором времени может потерять девочку.
А за дверью какое-то время раздавались плачь и крики, а также слабые удары кулаками в дверь, но через четверть часа они, вдруг, резко утихли, и наступила тишина, нарушаемая иногда странным бормотанием, а из щелки под дверью бил свет, который, впрочем, никто так и не заметил.
Анна Петровна вернулась под утро, когда еще не включили основной свет и, так и не раздеваясь, плюхнулась на кровать. Когда она проснулась, то не сразу заметила отсутствие девочки, а когда все же обнаружила «пропажу», то с замирающим сердцем бросилась к той комнатушке, где днем ранее закрыла свою дочь. Дверь была заперта, и изнутри не доносилось ни звука.
— Даша! Дашенька! Ты там? — Сердце ее не находило себе места в груди. Она еще некоторое время звала ребенка, а потом бросилась искать Михалыча, обуянная злостью и праведным гневом и уверенная в его вине. В его плохой старческой памяти.
Она нашла его на дальней стороне платформы и чуть не избила бедного старика. Если бы не начальник станции, лежать бы ему сейчас с переломами и гематомами. Он оттащил ее от Михалыча и рявкнул, как на безумную:
— Отставить! — Будучи человеком в прошлом военным, он не терпел в своих подопечных любых панических настроений. — Что здесь происходит?
— Анна Петровна, извольте объяснить свое поведение.
— Этот… Этот… — От нахлынувшего на нее возмущения, она не могла подобрать слов. — Он забыл выпустить мою дочку.
— Что? Откуда выпустить? — Нахмурился начальник станции, поглядев на Михалыча строго.
— Она требовала, чтобы я закрыл ее дочь, Дашку, на несколько часов в подсобке, — пожал плечами кладовщик. — Потом добавила, чтобы я выпустил ее через пару часиков, а я… Забыл, в общем, пока принимал товар от сталкеров.
— Вот видите?! — Закричала Анна Петровна, попытавшись достать Михалыча, но тот слишком резко отступил и меж ними сразу встал начальник станции, захлопывая брешь собой и сильно хмурясь. — Маразматик старый!