Когда, по моим прикидками, нами была пройдена середина этого чудовищного лабиринта, а веревочник Светел до сих пор не обнаружился, Буру пристало громко поручкаться с каким-то хорошим знакомым. Быстро обернувшись, я понял, что нечаянная встреча отвлекла от меня внимание боярского сынка и решил действовать. Притиснулся бочком к почерневшей от времени телеге, достал пистолет, опустил ствол в землю, нажал на спуск и, не дожидаясь результата, нырнул между колес. А результат внезапного бабаха под безоблачным небом не обманул моих надежд. Заржали кони, заголосили бабы, заворчало мужичье, в истеричном хоре зашлось все поголовье собранных на торге животных и птиц. Ободрав колено о твердую землю, я полез под следующую телегу, перебежал наискосок крохотный открытый участок и снова оказался под повозкой. Пять минут посидел в этом убежище, вылез наружу, неспешно миновал взволнованную лошадь и полез под стоящий перед ее мордой воз с натянутым грязным тентом. Меня никто не преследовал и никто не удивлялся, когда я вылезал из под очередной повозки или пробирался между тесными прилавками. Здесь многие так передвигаются, когда хотят сократить путь. По моим прикидкам, я уже совершил обходной маневр и пересек ту аллею, где сдернул от Бура. Вызванный выстрелом гомон унялся, но все вокруг только его и обсуждали. Изрядно вспотев, отчаянно работая локтями и лавируя в людском потоке, я стремился к реке. До нее оставалось две сотни метров рыночного безобразия, когда в проходе между двумя телегами с сеном мой сапог неожиданно поехал на чем-то скользком, лишив меня опоры. В попытке восстановить равновесие второй ногой я нажал в такую же склизь и ухватился за оглоблю, чтобы не упасть. Лошадь дернулась и шарахнулась на метр в сторону, дернув за собой оглоблю. Лишившись опоры, я упал на колено.
- Твою мать! - не сдерживая гнева и отвращения, выкрикнул я.
Оба сапога по щиколотку оказались в мягкой, блестящей, воняющей субстанции. От меня разило хоть нос зажимай. Свежачок, однако.
Я подошел к телеге и отщипнул пучок сена, чтоб протереть штаны на колене и сапожки свои ладные. Наклонился к подошвам и услышал позади сочный голос:
- На место положи!
Екнуло. Выпрямившись, я обернулся. Передо мной стоял молодой ражий детина в черной рубахе, харя - только поросят бить, лоб танковый фугас выдержит. Смотрит сверху вниз васильковым взглядом из-под насупленных собачьих бровей, пальцы в кулаки собирает.
- Не понял, - признался я честно, - тебе что, кусок травы жалко? Это не я тут навалил, а кобылы ваши.
- Я сказал - клади в телегу, - говорит и шаг ко мне делает.
- Ты дебил что-ли? Стой на месте, лапоть!
Я по рынкам таких бобров десятками щемил и славян и цыган и кавказцев, всяких, в общем, а этот сельский увалень, видать, попутал по незнанке, либо сапоги мои модные его заели...
Гляжу, на наш горячий диспут народец собирается, причем преимущественно за моей спиной. У них тут среди телег тихо, кулуарненько, прирежут за милую душу, под копну засунут и вывезут до первой ямы. Пятеро уже собралось, мирные пока, стоят как зомби в кинотеатре, смотрят чем дело кончится. Из всех выделяется только скупой до сена здоровяк, остальные почахлее, двое так с явным недобором веса и это радует...
Я обернулся.
- Вы чего, парни, ханки пережрали? Валите торговать своим залежалым товаром, мы тут сами разберемся.
Мои слова для них как сигнал к решительным действиям. Начали медленно обступать.
Вымазанный в лошадиных какашках пучок сена полетел в лицо своему хозяину. За пучком сорвался мой кулак. От плотной оплеухи несговорчивый детина повалился на борт своей драгоценной телеги. Торгаши бросились на меня. Разворачиваясь, встречаю правой одного, левой другого, локтем добавляю детине в висок, чтоб не вздумал принимать участие. Кто-то дико закричал. Я присел, пропуская над головой толстую лесину, выпрямился и свалил с ног ее обладателя, добавил пахучим сапогом в зубы, чтоб не повадно было подручным материалом драться. Кто-то очень прыткий задумал свалить меня в прыжке прямо с верхотуры передвижного стога. Не вышло. Незадачливый акробат пал возле колес со свернутой на бок челюстью. Сразу двое кинулись ко мне, тяжело повисли на руках, еще одна парочка ударами в четыре кулака принялась обрабатывать поверхность моего органона. Били бессистемно, куда придется, мешая один другому. От хрустящего в нос я увернуться не сумел и рассвирепел от боли. Топнул сапогом по чьей-то ступне, вывернулся из захвата, спиной в телегу уперся и начал молотить.