Выбрать главу

Третий в триумвирате — врач-терапевт Херб Сусман, единственный коренной американец в этой группе. Еврей-полукровка, взращенный Бруклином. Выпускник Карибской медицинской школы, он закончил резидентуру по внутренним болезням в Парк-госпитале, где встретился и подружился с Сорки. Энергичный Сусман стал клиническим профессором терапии.

Сусману и Сорки по пятьдесят лет, они были близки как братья, проводили время в лучших манхэттенских ресторанах и в казино Багамских островов с женщинами из Атлантик-Сити, объединенные любовью к одинаковым шуткам, громкому смеху и обильной выпивке. Их старый наставник Манцур был вдовцом, не заглядывался на женщин и не переедал. Всегда спокойный, с непроницаемым лицом покерного игрока, он стал серой достопримечательностью госпиталя и, как я убедился со временем, моим подлинным наказанием.

Глава 2. Маленькая операция

Если ты хочешь попасть в штат какого-нибудь госпиталя, играй под дурачка, пока тебя не возьмут.

Ллойд Робертс (1853–1920)

28 сентября 1998 года

— ДЫШИ, давай, дыши! Ты знаешь как… Ради Бога, дыши!

Тихий сухой глоток—рот открылся, но грудь не двигается. Что-то заело, что-то мешает ему… Я заметил быстрое движение глаз, уровень кислорода в крови стремительно падал. Еще тридцать секунд максимум, и мозгу конец, если сначала не разорвутся легкие—абсурд, но интересная возможность.

Потом я понял, что знаю эти симптомы, наблюдал за ними достаточно часто. Какое-то время умирающие больные борются с неожиданным исходом, но вдруг их уносит за роковую черту, откуда нет возврата. Я начал хладнокровно отмечать детали поэтапного умирания больного.

Голова откинулась в сторону. Амплитуда осциллографа подпрыгнула на экране, оставляя истеричный янтарный точечный след — хаотичную запись затухающей жизни мозга, выполняемую под монотонное хныканье электронного «бипера». Удивительно устойчивый безошибочный «биип-биип-биип» говорил, что сердце, похоже, будет работать, с мозгом или без мозга.

Ошеломленный, я ощутил свой собственный сердечный ритм, сливающийся с ударами сердца умирающего.

Непреодолимая тяжесть тянула меня вниз, в бездну. Утекали последние капли моей, а не его жизни…

Потом цвета взорвались, ритмичный электронный пульс сменился хаотичным звоном. Тревога? Сбой аппарата? Темно, не могу привести мысли в порядок, будто кто-то нагнетает в легкие влажный песок. Я рвусь на поверхность подобно бакену со дна темного океана, холодный пот выступает на лбу. Остается только звон…

Это телефон. Я лежу в постели, часы на радиоприемнике показывают четыре часа утра. Выждав минуту, чтобы прийти в себя, я потянулся к трубке; такой ранний звонок может означать только одно — вызов в госпиталь. Как ни старался, я все-таки умудрился опрокинуть стакан воды на ночной столик, когда нащупывал трубку.

— Алло? — в моем голосе звучало раздражение.

— Доктор Зохар? Доброе утро! — Это был бодрый голос Майка Силверштейна, нашего резидента четвертого года. Наполовину я был уже разбужен его утренним взрывом счастья, но другая половина полагала, что это не имеет никакого отношения ко мне в четыре утра.

— Доброе утро, Майк! — прокашлялся я, не делая больших усилий, чтобы казаться вежливым. Отодвинувшись от теплого тела жены, я глубоко вздохнул.

— Сожалею, что разбудил вас, — продолжал Майк, не обращая внимания на мое явное недовольство. У нас экстренный случай, вы уже проснулись?

Я тянул с ответом, заполняя паузу громкими стонами.

— Продолжай… — ответил я с закрытыми глазами, годы практики научили меня мысленно сосредотачиваться на ситуации, обсуждаемой по телефону.

— Мужчина, пятьдесят пять лет, курильщик, пьющий. Инфаркт миокарда был два года назад, без признаков сердечной недостаточности, никаких лекарств не принимал… Хотя нет, простите, он на аспирине… Вчера в пять вечера поступил в приемное отделение с рвотой свежей кровью, артериальное давление было низким. Состояние улучшилось после переливания нескольких литров жидкости. Гастроэнтеролог сделал ему эндоскопию и обнаружил большую язву в двенадцатиперстной кишке, она кровила. Они что-то инъецировали в окружающие ткани с целью гемостаза. Час назад его опять рвало — целая пинта сгустков, давление снизилось до восьмидесяти…