— Но там тоже возможен рак, — прервал его Сорки, безнадежно махнув рукой.
Янгман был невозмутим, он вел себя как настоящий дипломат:
— Я видел сотни таких ранних созревающих желез, родители всегда обеспокоены и напуганы. Мы должны успокоить их, скажем, измерить им давление. Как часто мы находим рак в болезненной молочной железе? Никогда! Никто из патологоанатомов, сидящих в этой аудитории, не встречал рак молочной железы у девочки в препубертатном периоде! Докторам следует запомнить этот случай и понять главное — никогда не оперируйте девочек в препубертатном периоде. Ваша операция, доктор Сорки, — это половинная мастэктомия. И надо еще дождаться последствий.
— Вот как, — вдруг охрип Сорки, — в анонимном письме матери говорилось то же самое…
— Доктор Янгман, не достаточно ли было пункционной биопсии? — поинтересовался Глэтман.
— В данном случае достаточно было только успокоить больную и ее мать, больше ничего не требовалось!
— Позвольте мне все-таки сказать, — вклинился Сорки. — Прошло уже несколько месяцев, и другая молочная железа девочки вполне нормальна. Оставьте мне ваш адрес, я пришлю вам результаты дальнейшего наблюдения через пять лет.
Зал отреагировал беспорядочным смехом.
Янгман повернулся к Вайнстоуну и прошептал ему на ухо: „Ларри, этот парень психопат!“
Выполнив поставленную задачу, Янгман покинул аудиторию, Вайнстоун был у него в долгу.
— Доктор Сорки, не приходило ли вам в голову проконсультировать больную у другого хирурга? — спросил Чаудри.
— Я наблюдал за ней в течение двух недель, опухоль постоянно увеличивалась.
Детский хирург Гелфанд спросил:
— Доктор Сорки, вы сказали, что никогда не встречались с подобным случаем, так почему же, бога ради, вы не проконсультировались с кем-нибудь еще?
„Смотри, кто заговорил, а? — шепнул мне Чаудри. — Что же он сам не попросил консультации на прошлой неделе?“ Чаудри имел в виду тот случай, когда Гелфанд удалил нормальную почку у новорожденного, заподозрив опухоль.
Сорки вспылил:
— Доктор Джакобс, вы ассистировали мне во время операции. Почему вы не скажете им, что это была только крошечная биопсия?
Дэвид Джакобс встал и уверенно произнес:
— Я прекрасно помню эту больную. Мы удалили половину образования, если не больше.
— Мы не удаляли так много! — упорствовал Сорки.
К публичному избиению Сорки подключился пластический хирург Смит:
— Мне пришлось видеть немало молоденьких пациенток с четкой асимметрией молочных желез после травмы или подобных хирургических вмешательств в период созревания. Конечный результат непредсказуем.
Вайнстоун решил завершить обсуждение.
— Я вижу руку доктора Тишлера. Последний комментарий!
Тишлер, прошедший учебу в ЮАР, был заведующим отделением детской хирургии.
— Могу я показать вам несколько слайдов? У больной не было патологии развития молочной железы, мы видим норму. А гистологи перестраховываются при диагностике такой ранней фазы нормально развивающихся молочных желез.
— Это абсолютная чепуха, — возмутился Сорки, щелкая пальцами. — Где вы учили патанатомию? В ЮАР?
— Так как мы не пришли к соглашению, направляем историю в Комитет по контролю качества, — поспешил сделать вывод Вайнстоун.
„Почти как Наполеон“, — шепнул мне Чаудри. Я ответил, что для Бонапарта он толстоват. В лифте мы ехали с Бахусом.
— Мо после такого удара вряд ли оправится, и заметь, никто из его друзей не встал и не выступил в защиту.
Бахус был далеко не так оптимистичен.
— По-моему, все было слишком круто, Сорки многие сочувствовали, они сидели и думали: „Сегодня распинают его, а завтра достанется мне…“
В западном крыле, на третьем этаже, я встретил Херба Сусмана, прислонившегося к стене в ожидании лифта. Когда я взглянул на него, он отвернулся. Мы были одни, и он чувствовал себя крайне неуютно рядом со мной. Не знаешь, чего от него ждать, то ли он ударит тебя, то ли убежит прочь.
— Привет, Сусман, — поздоровался я, с удовольствием наблюдая его потуги.
Он не ответил, уставившись в стену позади меня.
— Привет, спустись на землю, Херби.
— Какого хрена тебе от меня надо? — рявкнул он.
— Ты плохо воспитан, — бросил я и вскочил в кабину прибывшего лифта, оставив Сусмана на площадке.
Могу только представить, чего он наговорил в мой адрес после того, как я исчез за дверями лифта.