Не уголь жжет мне пазуху,
Не воск – утроба топится
О камень – тело жаркое,
На пляс – красу орлиную
Разбойный ножик точится!
Появление «Лесных былей» критики встретили с почти единодушным одобрением. Приветствуя стремление Клюева ко все более глубокому освоению народно-поэтического творчества, некоторые из них называли «Лесные были» лучшей из книг поэта. Так думал, например, журналист Г. Поршнев, писавший о том, что в Клюеве борются два поэтических настроения: «Одно – доподлинно народное, вырвавшееся в конце книги такими нежными и звучными поэмами, как «Лесная быль» и «Песня о Соколе и трех птицах Божиих», а другое – наносное, выдуманное, перенятое у «учителей». <...> Клюев несомненно большой талант, и влияния эти ложатся на него, как заплаты на дорогой убор». Критик был не совсем прав: следовало бы говорить, что оба эти настроения, сливаясь в поэзии Клюева, дают в лучших своих образцах интересные и подчас замечательные результаты. Статья Г. Поршнева, прославляющая Клюева, вполне отражала уже сложившийся миф об олонецком поэте: «...Он, кажется, первый поэт русского Севера, страны «чарующих» озер и «испуганных» птиц, страны лесных сказок и нежных, еще не исследованных народных легенд и преданий. Это – второй Ломоносов, также пропитанный культурой приютившего его города, но гораздо самостоятельнее, с более крепкими корнями в вспоившей его среде».
«Чистую наивность» и в то же время «декадентскую манерность» увидел в стихах Клюева писатель Л. Войтоловский. «Он пришел из низов и сразу окунулся в самую гущу искусственности и модерна, – писал Войтоловский, разбирая книги «Сосен перезвон» и «Лесные были». – Он полюбил всю новейшую поэзию не меньше, чем «сосен перезвон»; и на свою первобытную, мудро-наивную фантазию он поспешил навести лак городской и книжной культуры». Однако и в статье Войтоловского преобладает восприятие Клюева как поэта, пришедшего «от земли» и «природы», как северного «баяна», творящего в своей первозданной чистоте. «Он пришел в литературу с далекого Севера, – подчеркивал Войтоловский, – и принес с собою крепкий запах соснового бора и серьезную, почти молитвенную торжественность его вознесшихся к небу прямых стволов. <...> С нежной любовью занесены Клюевым на бумагу все оттенки, все тайны сосновых перелесков, со всей их древней мудростью и наивной свежестью».
О том же писала в петербургском «Народном журнале» его редактор Е.К. Замысловская: «Природа у Клюева вся живая, одухотворенная, и любит он ее благоговейно». Даже некоторые «шероховатости» в поэзии Клюева казались ей естественными и «своеобразно красивыми».
Со страниц столичных «Биржевых ведомостей» Клюеву пропел дифирамб А.А. Измайлов, убежденный в том, что у поэта «действительное народное чувствование, действительное народное мышление», что он – «светлое дитя природы, радостная диковинка ее...» Последние слова перекликаются с названием одной из наиболее восторженных статей о Клюеве; ее автором был Иванов-Разумник.
Известный критик, историк литературы и публицист, яркий представитель «левого народничества» в русской общественной мысли начала XX века, Иванов-Разумник руководил в 1912 году литературным отделом журнала «Заветы» – эсеровского по своей политической программе. (При содействии В.С. Миролюбова, также входившего в редакцию «Заветов», Клюев часто печатался в этом журнале в 1912-1914 годах.) Уже в своей статье «Русская литература в 1912 году» Иванов-Разумник заявил, что в области поэтического творчества за минувший год молодой олонецкий поэт выдвинулся на первое место. А в статье «"Природы радостный причастник". (Поэзия Н. Клюева)» он подчеркивал, что сила поэта не в гимнах, наподобие «Братских песен», а в его умении передать внутреннюю жизнь природы, в благоговейно-религиозном отношении к ней. «Здесь он становится зорок, смел, силен: слова его становятся яркими, образы – четкими, насыщенными. <...> Здесь подлинный его «религиозный экстаз», и какими бледными после этого являются его песни на узко-«религиозные» темы». «Природы радостный причастник, – заключал критик, – не может не быть радостным выразителем души народной, ибо душа народная – та же «природа» в ином ее проявлении. Радостная вера в народ, вера в жизнь и вера в будущее – глубочайшее ощущение этого подлинно народного поэта».