В воспоминаниях В.С. Чернявского, дружившего в те годы с Есениным, имеется пассаж, который был известен долгое время лишь благодаря публикации английского русиста Г. Маквея. Вот его текст:
«...Ни одной минуты я не думал, что эротическое отношение к нему <Есенину> Клюева в смысле внешнего его проявления могло встретить в Сергее что-либо кроме резкого отпора, когда духовная нежность и благостная ласковость перешли в плоскость физиологии.
С совершенно искренним и здоровым отвращением говорил об этом Сергей, не скрывая, что ему пришлось физически уклоняться от настойчивых притязаний «Николая» и припугнуть его большим скандалом и разрывом, невыгодным для их поэтического дела. <...>
По возвращении из первой поездки в Москву Сергей рассказывал, как Клюев ревновал его к женщине, с которой у него был первый – городской – роман. «Как только я за шапку, он – на пол, посреди номера, сидит и воет во весь голос по-бабьи: не ходи, не смей к ней ходить!»...
Повторяю, однако, что в иной – более глубокой – сфере сознания Сергей умел относиться к Клюеву по-другому...».
В конце января – начале февраля 1916 года в издательстве М.В. Аверьянова выходят почти одновременно «Радуница» Есенина и «Мирские думы» Клюева. Этот четвертый сборник стихотворений Клюева, как и предыдущие его книги, имеет двойственную структуру. С одной стороны, в него вошли произведения, навеянные войной и написанные в 1915 году (раздел «Мирские думы» с посвящением «Памяти храбрых»). Это – стилизация в духе былин или сказов («Мирская дума», «Поминный причит» и др.). С другой стороны, в книге представлены «песни» Клюева, написанные в 1913-1914 годах и близкие к «Лесным былям» (раздел «Песни из Заонежья»).
Бытует мнение, что «Мирские думы» проникнуты псевдорусским лжепатриотическим пафосом. «Накануне и во время империалистической войны Клюев, впавший в воинствующий квасной патриотизм и писавший лубочные «беседные наигрыши» о «Вильгельмище, царище поганом», прямиком и быстро шел к сближению с наиболее темными и реакционными силами. От его бунтарских настроений к тому времени не осталось и следа». Это категорическое утверждение советского литературоведа В.Н. Орлова требует серьезных уточнений. Действительно, в стихотворениях Клюева о войне звучат подчас лжепатриотические нотки; встречаются и откровенно антигерманские выпады («Беседный наигрыш», «Гей, отзовитесь, курганы...», «Русь» и др.). Однако значение его военного цикла 1915 года определяется вовсе не этими особенностями. Клюев пытается взглянуть на современные события глазами «народа», говорить о них «народной» речью. Его восприятие русско-германской войны, скорее, отражает тот патриотический подъем, которым были захвачены, – разумеется, не без влияния официальной пропаганды – тысячи русских крестьян, одетых в солдатские шинели. Герои Клюева сражаются не «за царя и отечество», но прежде всего – за родную русскую землю. И не разудалые «братушки-солдатушки», а былинные герои – «Муромцы, Дюки, Потоки» – поднимаются в стихах Клюева на ратный подвиг; их осеняют чтимые в России святые – Георгий Победоносец, Митрий (то есть Дмитрий) Солунский, Лазарь Преподобный. И даже отношение Клюева к «чужедальщине» и «басурманской орде» передано в стилистике народных представлений о «германце»:
Народилось железное царство
Со Вильгельмищем, царищем поганым.
У него ли, нечестивца, войска – сила,
Порядового народа – несусветно;
Они веруют Лютеру-богу,
На себя креста не возлагают,
Великого говения не правят,
В Семик-день веника не рядят.
Главное, что привлекает и пленяет читателя «Мирских дум», – это образ родины, России, запечатленный поэтом выразительно, ярко. Обезлюдевшая осиротевшая деревня, покосившиеся избы, крестьянские матери, оплакивающие погибших сыновей, богомольцы и калеки, творящие молитву «о солдате в побоище смертном», – такой предстает со страниц клюевской книги охваченная войною страна. Поэт оплакивает народное горе и, подобно деревенским бабам, причитает, сокрушаясь о «покойных солдатских душеньках» («Что ты, нивушка, чернешенька...», «Солдатка», «Поминный причит» и др.). Эта особенность «Мирских дум» была отмечена уже В.Г. Базановым, который, между прочим, установил, что Клюев без особых изменений включает в текст своих произведений отрывки из народных причетей.