— Да я ведь так, по простоте, — смешалась тетя Нюра.
В палате наступила тишина.
Ася почувствовала, как ее обволакивает бездумная дремота.
Странный, какой-то хлюпающий кашель заставил ее открыть глаза.
По испуганно-перекошенному лицу тети Нюры Ася догадалась: что-то случилось.
Шурочка металась по палате, зачем-то схватила графин. Вскочила Рита, путаясь в рукавах, принялась натягивать халат. Только увидев залитую кровью подушку и мертвенно-бледное лицо Екатерины Тарасовны, Ася все поняла.
Вошли сразу Анна Георгиевна, Варенька со шприцем в руках и няня Стеша с кислородной подушкой. Белые халаты заслонили Екатерину Тарасовну.
Через полчаса она дремала или делала вид, что дремлет — лежала, откинув голову на высокие подушки.
И снова Асю поразило и тронуло: в соседней мужской палате наступила тишина.
Пришла из своей седьмой палаты Люда и, устроившись у Шурочки на кровати, разложила свои конспекты. Читала и все поглядывала на Екатерину Тарасовну.
Следующий день начался с общего огорчения: вернулась Элла Григорьевна. После завтрака Варенька объявила:
— Обход будет поздно. В два. А вас, Екатерина Тарасовна, сейчас понесут на рентген.
— Как же так, Варенька, — тихо произнесла Екатерина Тарасовна, — ведь Анна Георгиевна запретила мне даже шевелиться.
Варенька пожала плечами и поспешно вышла.
Появились няни с носилками.
Когда Екатерину Тарасовну унесли, Зойка мрачно сказала:
— Ну, теперь эта пойдет свои порядки устанавливать.
Шурочка, попудрив нос, отправилась выяснять, как и что, а вернувшись, сообщила: с Екатериной Тарасовной снова было плохо. Да еще как! Все посбежались! Еле отводились.
Внесли на носилках Екатерину Тарасовну. Ася взглянула на желтый заострившийся профиль, и ей показалось: все кончено. Но нет, слава богу, кажется, дышит, тяжело, хрипло, но дышит…
Варенька, нагнувшись к Екатерине Тарасовне, сказала:
— Сейчас вам сделают переливание. Я скоро приду, а пока с вами побудет няня Стеша.
Чтобы быстрее прошло время, Ася принялась за письмо мужу. Прочитав его, изорвала. Слишком мрачно. Попробовала читать — не получилось. Тогда она положила руки поверх одеяла и стала ждать. И вдруг, каким-то обострившимся за последнее время чутьем, поняла — и другие ждут: и переставшая улыбаться Шурочка, и тетя Нюра, тихая Рита, и всегда такая озорная, а сейчас присмиревшая Зойка, и Пелагея Тихоновна.
Врач — на ее лице была надета марлевая маска — вошла стремительно и остановилась у кровати Екатерины Тарасовны.
— Как вы себя чувствуете?
При звуке ее голоса какая-то тень пробежала по лицу Екатерины Тарасовны. Она пристально взглянула в глаза вошедшей.
— Кто это? — Ася глазами показала на врача.
— Элла… — так же чуть слышно ответила тетя Нюра.
— Перенесите больную в операционную.
— Не могу я… лечь… на носилки.. — с трудом проговорила Екатерина Тарасовна.
Пот крупными каплями выступил у нее на лбу.
— Все могут, а вы не можете?!
— Они не могут, — вмешалась Зойка, — они как лягут, так у них хлынет. Анна Георгиевна не велели их трогать. Велели здесь делать переливание.
Из-под белой шапочки сверкнул рассерженный взгляд.
Внесли носилки. Няни выжидающе поглядывали на врача.
— Я на носилки не могу… Не могу… — голос задыхался.
Наступила острая тишина. Все ждали. Белая маска скрывала лицо врача, только маленькие темные глазки стали еще пронзительнее.
У Екатерины Тарасовны рот судорожно сжат, руки она так стиснула, что концы пальцев побелели.
Асе хотелось что-то сказать — прекратить это безобразие, но все нужные слова куда-то провалились.
Неожиданно заговорила бессловесная Пелагея Тихоновна.
— Это где же видано… — произнесла она своим хриплым голосом. — Чистое наказание!
Шурочка умоляющим тоном попросила:
— Элла Григорьевна, они, правда, не могут.
Как только она произнесла «Элла Григорьевна», Екатерина Тарасовна вздрогнула, она словно чуть-чуть приподнялась.
— Это вы? — проговорила она, не то спрашивая, не то утверждая.
— Ну, вот что: у меня нет времени уговаривать каждого, — Элла Григорьевна уже не могла скрыть раздражения. — Капризы можете устраивать дома. Здесь я вам переливания делать не буду.
— Вам и не придется. Я отказываюсь. Не хочу, что бы вы…
Екатерина Тарасовна взяла с тумбочки книгу. Руки у нее тряслись. Очки она не надела.
Ася почувствовала — еще мгновение, и она закричит: Гадина! Гадина! Гадина! Чтобы удержаться — прижала платок к губам.