— Это немедленно направьте в Главк, — протянул он бумагу секретарше Наденьке, которую незаметно вызвал кнопкой.
— Извините, продолжайте, — бросил он примолкшему докладчику.
— …и, таким образом, мы получаем возможность контролировать теперь параметры с точностью на порядок выше, — закончил Васькин.
Председатель как бы отсутствовал. Он работал с бумагами.
Стало тихо.
Все это не предвещало ничего хорошего для Нетотова с Васькиным.
Молчание затягивалось.
— Ну, как там, в Пятигорске? — спросил шепотом Линчевский у прокопченного солнцем Фаленкова.
— Порядок. Кормили неплохо. Моря нет, — шепотом же ответил тот.
— Куда девали?
— А его там не было, — растолковал Фаленков.
— Как там с Лермонтовым?
— А его давно убили, — сразу внес ясность Фаленков.
— Да что ты говоришь?!
— Лично был в собственном домике Лермонтова.
— Значит, не послал своего представителя, был лично. Да кто ж это собственника?
— Некий Мартынов. Подонок вызвал на дуэль. Классика!
— Я был в Пятигорске. — Все вздрогнули — это был голос Владимира Васильевича. — Лермонтова нельзя было не вызвать — он вел себя с Мартыновым возмутительно.
— Я совершенно согласен с вами, Владимир Васильевич! — встал в рост Фаленков.
Но директор снова погрузился в бумаги. Теперь уже стояла тишина мертвая. Ее нарушил только шепот Не-тотова:
— Кто за то, что Лермонтова убили правильно? Прошу голосовать, — спародировал он председателя.
Это был юмор висельника и никто не улыбнулся. Сделалось даже страшновато: Владимир Васильевич отложил папку и с неопределенным выражением смотрел в упор на Нетотова.
— Александр Вячеславович, — обратился председатель к главинжу, — огласите отзыв о проекте Всеволода Васильевича (это Нетотов) и Рюрика Федоровича (это Васькин).
Неотрывно глядя на Главного, Саня стал хвататься то за одну, то за другую бумагу; на этот раз у него в папке их было три.
— Я имею в виду внешнюю экспертизу во Всесоюзном кожевенном институте.
— Интересно! Это же электронный прибор для метеорологов. Я прошу зачитать отзыв НИИ электронной промышленности, — бледнея носом и багровея лицом, бросил Нетотов.
— Электроника сейчас везде, Всеволод Васильевич. Мы не жрецы. Понимаю. Вам хотелось бы поласкать свей слух комплиментарными отзывами НИИ? Я не придаю им значения…
— Отзывам специалистов? — зло спросил Нетотов.
— Я не придаю им значения, — упрямо продолжал председатель. — Взыскательному конструктору полезна только негативная критика. Покойный Алексей Дмитриевич любил цитировать нам: «Не в сладком ропоте толпы, а в диких криках озлобле…»
— Мы знакомы с отзывами, — перебил настырного покойника Линчевский. — Я хотел сказать… хотел заметить… Что план ЦКБ — наша общая забота. А что в отзыве сапож… извините, кожевников? Призывая нас попусту к осторожности в принципиальных решениях и отсылая к специалистам, они предлагают оклеить ручки прибора кожей. Правильно предлагают. Я думаю, что после защиты на нашем техсовете Рюрик Федорович учтет это и в рабочем порядке…
— Кожа на ручках не мелочь, — не дал кончить Шкуро. — Попробуйте-ка на морозе подержать голыми руками с часик голую сталь…
— Не надо голыми! С часик! — крикнул Нетотов.
— Владимир Васильевич, — вступился Азизов. — Прибор вынимается из футляра, который с ручками, и устанавливается на воздухе стационарно. На станции Кушка.
— Это не мелочь, — положил конец нездоровой дискуссии Главный. — Алексей Дмитриевич говаривал нам, молодым…
Почивший говорил всегда то, что было нужно Владимиру Васильевичу. На этот раз он сказал ныне здравствующим:
— «…Если конструкция должна удовлетворять с га условиям, а выполнено 99, то как бы эффектно не выглядело решение, конструкция не…»
Далее усопший приводил многочисленные примеры корабельных аварий, причиной коих…
— Не понимаю, — шепнул Азизову Линчевский. — Мы что, уже выполнили план квартала?
Азизов пожал плечами.
— Просигналь по цепочке Добрыне. Какой на сегодня показатель.
Покачка стола разбудила начальника планового отдела Добрыню Никитича Богатырева. (Добрыней назвали его веселые родители. Согласитесь, читатель, что вы на их месте не устояли бы от такого соблазна). Щуплый «витязь» принял тихий сигнал и потер лысинку: «Говорить ли?» И надев очки, только по привычке справился с лежащей на коленях сводкой.