— Я прошу прекратить дискуссию. У нас сейчас производственное совещание. Будем работать. А что касается нашего директора, — непоследовательно продолжал Линчевский, — то все познается в сравнении. Может, Владимир Васильевич не так уж… В разгоряченное мозгу Игоря Игоревича, после того, как порошковый..
— Как?! Вы… вы… адвокат Шкуро? Теперь я начинаю понимать, почему тормоз… Я прозреваю! — воскликнул побледневший Игорь Игоревич. — Вот откуда ваша пассивность на техсовете…
Линчевский поморщился.
— Сашин, молчать! Вы нарушаете Валдайский пакт! — крикнула Рогнеда Николаевна.
— Теперь мне ясно, почему вы входили в каждую подробность моей разработки! Ваша лицемерная помощь, двурушник…
— Не обижайте Олега Георгиевича! Слышите!! — вскочил пунцовый Стрижик.
Снова раздался малиновый звон.
— Игорь Игоревич. Не все потеряно. Активная защи-та вашего тормоза в той ситуации была бы тактической ошибкой. Был бы окончательный провал или…
— Что или?! Что или?
Сашин подскочил к Линчевскому и автоматически изловил свои очки.
— Он его ударит!! — взвизгнула Оля.
— И вы… вы против меня, — обратился Сашин к отделу. — Вот уж истинно — друзья познаются в беде, Я познал вас, глухонемые соглашатели…
Шум голосов слился с малиновым звоном.
— Так вот! Я знаю, что мне надо делать… Я знаю, что…
Игорь Игоревич с трудом надел непослушные очки. Он бросился к своему столу и, вибрируя пальцами, вынул все из черного пакета.
Он прошелся взглядом по лицам. Глаза его засветились добром, когда остановились на мясистом, красном лице богатыря.
— Благороднейший Илья Алексеевич! — выспренне обратился Сашин к Муромцеву. — Вы, конечно, сами хотели бы подписать этот документ.
Он великодушно протянул ему листки из пакета.
— Христос с вами!! — по-диаконски прогудел вооб-ще-то нерелигиозный Муромцев. — Мне, милочик, скоро на пенсию.
— Не понимаю.
— Да чего ж здесь понимать? Хотелось бы тогда, если получится на пенсию, иметь в ЦКБ два рабочих месяца в году с сохранением этого… пенсиона.
— Но вы же на это имеете право?
— Я имею право работать, а Шкуро имеет право меня взять. Не получилось бы, как в старом анекдоте.
— Каком, каком? — хором спросили Слава и Стрижик.
— «На 50 % свадьба уже согласована. Я согласен — она нет».
Сашин сел и занес ручку над последним листком из черного пакета. В конце листка, на чистом месте, заплясали зеленые буквы, плохо сливаясь в слова;
«Ведущий конструктор ЦКБ И. Сашин».
Сама собой установилась тишина.
Все поняли, что сделал Игорь Игоревич.
Муромцев очнулся первым.
— Голубчик, дайте я вас расцелую, — всей массой двинулся он на Сашина.
— Как вам не стыдно! — вцепилась Рогнеда в полу его пиджака. — Человек потерял над собой контроль, а вы…
— Я передам этот пакет Шкуро. Лично. Как подобает честному человеку, — негромко и бесповоротно сказал Сашин, оглядывая всех желтыми глазами.
— Милочик. Так вы все испортите, — забеспокоился Муромцев.
— Дайте пакет сюда. И успокойтесь, — протянул руку подошедший Семенов.
Сашин спрятал пакет за спину, но там уже оказался Слава. Завязалась борьба за обладание пакетом. Нападающими руководила Оля:
— Справа! Слева! Спрятал под пиджак…
Регбист в юности Сашин вырвался и кинулся к дверям. Их заслонил Стрижик. С сумасшедшей силой он откинул мальчика и выскочил в коридор.
— Стойте! Слышите!! — крикнул из дверей Лиа-чевский.
Но Сашин бежал уже по коридору.
— К директору… — прохрипел он в приемной, кинувшись к клеенчатым дверям.
— Я же сказала вам — его нет! — заслонила стеганую клеенку отважная Наденька.
Сашин остановился, плохо ее понимая.
— Тогда в партком…
— Андрея Леонидовича вчера еще положили на операцию.
— Ах, да…
На каблуках, с треском, спускался теперь Сашин по лестницам в цоколь. Он ворвался в комнату испытательной станции. Как будто ничего и не произошло, ковырялся там Егупыч у тормоза.
— Брось! — крикнул Сашин. — Вот, почитай, — бросил он на верстак черный пакет.
Егупыч критично посмотрел на Игоря Игоревича, взял пакет.
— Ладно. Чего ты там? Начепушил?
Он положил пакет на инструмент в ящик, замкнул его, все не сводя глаз с Сашина.
— Сядь-ка.
Игорь Игоревич доверчиво сел. Егупыч отер руку концами и положил ее на лоб Сашину. Игорь Игоревич вдруг почувствовал себя тем самым маленьким мальчиком, которым когда-то был; которому вот так когда-то — было ли это, не сон ли — вот так же прислонял свою добрую ладонь ко лбу отец. Он издал нечто вроде мычания, и у него стали криво подергиваться губы. Он плакал с почти сухими красными глазами. Его глаза как бы входили всем, что в нем было, в глаза старика. В них, в эти внимательные глаза, перетекало сейчас горе Сашина, его боль, страдание, крушение надежд, растоптанные разом труд, мечта…