— Олег Георгиевич. Сойдемте с моста. Здесь дует, — взял Сашин под руку неустойчивого Линчевского. — Что происходит? Почему вы здесь?
— Меня привела сюда совесть. Извините за штамп.
Линчевский трудился на ровном месте: он старался идти вперед, но ноги уводили его от Сашина — полезного перемещения не получалось.
— Вы знаете, что вы спасли меня?
— Знаю, знаю. Идемте. — Сашин понимал, что сейчас экономнее всего не противоречить.
— Ни черта вы не знаете! — остановился Линчевский. — Меня подвела буква «ф».
— Да, да. Пойдемте же.
У Сашина было здравое намерение отвести Олега Георгиевича к себе домой и уложить на раскладушке.
«Скорей в теплоту своего дома! И я замерз», — подумал Сашин. Но они топтались по-прежнему на самой холке моста, на коварном сыром ветерке осенней оттепели.
— Нет, вы ни-че-го не понимаете. — Пьяная логическая цепочка в мозгу Линчевского упрямо вела к какой-то неизвестной Сашину цели.
— «Следствие вели знатоки», — Линчевский прекратил суетню на месте. — Детективы Шкуро вели расследование без фантазии, примитивно и правильно. Помните, были изъяты машинки? Пишущие машинки из отделов?
Что-то смутное, неясное насторожило Сашина.
— Так вот, «Сашин-муж», — дохнул перегаром Линчевский и осекся. — Так вот что, древний славянка Игорь Игоревич, — теперь уже решительно продолжал Линчевский, — в нашей отдельской машинке западала буква «ф».
— Помню. Ну и что?
— А то, что это сразу сократило круг подозреваемых до подчиненного мне коллектива. Я говорю о «черном пакете».
— Значит, автор «черного пакета» кто-то из нас?!
— Не кто-то из нас, а кто-то из нас — критиков Шкуро.
— Значит, подозреваем я! — воскликнул Сашин.
Теперь смешался Сашин. Нет, не аморальность анонимки, не самолюбие пуританина резнуло болью. Собственное простодушие, наивность, граничившая с глупостью, ранила его. В каких же дураках он, Сашин, пребывал тогда, в кабинете главного! Какой стыд! Эти прыжки через ковер, эти изучающие взгляды Прасковьи, черт бы ее побрал, Ивановны, эти…
Линчевский не мешал самоанализу и терпеливо выжидал, когда Сашин «вернется» на этот мост к нему, Линчевскому.
— Нет. Подозревались не только вы.
Растерянный Сашин почувствовал, что пьяный Линчевский сейчас был умнее его, трезвого Сашина.
— Подозревался и я.
— Но вы приспособленец… — Сашин смутился от своей бестактности, — умный приспособленец, — неудачно поправился он и замолк.
— То есть, как я, лойяльный, глубоко свой приспособленец мог оказаться?.. Вы читаете детективы?
— Н-нет.
— Плохо. Так вот, седой полковник Шкуро умен. Примитивно, пошло, но умен. Он руководствовался доктриной следствия: настоящий убийца — а черный пакет убил его — тот, кто вне подозрения.
— Значит вторым были вы?
— Поздравляю вас, честный Ватсон. Впрочем и здесь вы несколько промахнулись. Первым был я.
— И вы написали этот памфлет? На самом деле?!
От неожиданности и удивления тело Сашина одеревенело. Словно манекен в обвисшем пальто, стоял он перед Мефистофелем-Линчевским.
— Вы понимаете хоть теперь, что вы спасли меня? Что было бы, если б не вы, благородный, милый Сашин? Здесь не надо воображения. Все пошло бы по отработанному сценарию. Не сразу, но все чаше заваливались бы проекты моего отдела на техсовете. Отсюда, естественно, невыполнение отделом плана. Отсюда — непригодность Линчевского, как начальника отдела… И запомните — я не писал этих глупых пасквилей, обутых в черный пакет. Хоть я и сказал вам всю правду…
Сашин с сожалением слушал. Линчевский ломался или в нем жил волк, загнанный на пятачок между истиной и… Зачем, зачем он боролся за существование и тогда, когда это было ненужно? Честный волк… В котором не было веры.
Перед Сашиным стоял человек, подложивший тогда ему в стол опасный черный пакет. И, безусловно, истинный автор памфлета. По традиционным моральным меркам Сашин должен был считать его заклятым личным врагом. Но не было сейчас ни вражды, ни гнева в душе Сашина. За всем происшедшим где-то стояла высшая правда, правда очищения, настоящая польза для того дела — общего, нужного дела, о котором говорил Рожнов…
Линчевский приподнял было мнимую шляпу.
— Ч-черт. Потерял. Ну все равно.
И собранный, насколько может это сделать вдребезги пьяный непьющий мужчина, он зашагал по тому направлению, по которому его увлекал Сашин. Сашин наблюдал за ним, пока тот не сошел с моста.