Жужжали медоносные пчелы. Зудели античные комары. Древние греки в тени олив слушали другого древнего грека.
— Ареопаг вынес решение о постройке Парфенона, храма Афины. Докладывай, Фидий, — обратился руководящий грек к бородачу с телом культуриста и лицом детского врача.
Тот молча развернул пергамент в три телячьи шкуры.
Перед эллинами возник замысел: в синее небо ракет-но ввинчивалась круглая пурпурная башня с золотым куполом.
— У-у! — виолончельно вздохнули классические греки. — Где будет поставлено это чудо?!
— Храм украсит вершину Олимпа!
— Эк, куда хватили! А как с техникой — подумали? Мы все еще отстаем по кувалдам. Парфенон ставить на плешивой горке Акрополя, — поправили выше.
— Не выдюжим, Фидий Феогностыч, — переминаясь с сандалии на сандалию, гундосил производитель работ Калликрат. — Круглая она, Парфенон-то, купола требует. А оно, купол, значит, не освоен. Недопонимаем мы, древние греки.
— В красной облицовке в третий раз отказывают, — подал голос второй прораб Иктин, оправляя импортный хитон.
— Греческим языком говорю — Парфенону быть! — как по клавишам ударил Фидий.
Пылью задымились дороги. С каменоломен Пантеликона волы прытко тянули беломраморные блоки взамен дефицитных красных плит.
Фидий в Коринфе лично пробивал слоновую кость и место в гостинице.
А график стройработ не выполнялся.
На ступеньках отеля «Коринф» с хрипом падали марафонцы, протягивая Фидию срочные дощечки, пахнувшие воском и паникой. Попадались депеши с непонятным, должно быть, латинским, словом «прокурор».
Отгрузив кость товарной скоростью на ослах, Фидий помчался колымагой в Афины. На плеши Акрополя неожиданно показался мраморный прямоугольный барак со скучной двускатной крышей.
— На какого же Аида вы поставили строительный склад на фундаменте Парфенона!! — взъярился на безголовых прорабов Фидий.
По-медвежьи непонятно глазел Калликрат.
— Это и есть Парфенон, — с нахальной улыбкой внес ясность не к месту нарядный и источающий благовония Иктин.
Утробно закричал Фидий:
— Негодяй! Вы разбили мой замысел! Я ненавижу вас, ваши лакированные сандалии, вашу наглость! Я отдам вас под суд!!!
Конфликтная ситуация была прервана стуком колесницы. Тощие фиолетовые ноги с натугой поднимали жабий живот Агафокла по лестнице Пропилей. В мини-ту-нике и медном шлеме с гребнем он выглядел пожарником без штанов.
— Сдает мотор, — с одышкой прохрипел Агафокл и жадно припал к своей фляжке. — Угощайтесь, армянский. Что такой постный, старик? — обратился он к бледному Фидию. — Чаю с молоком набрался? Ха…
— …ха, ха, ха! — гомерически дохохотала строительная администрация.
— Ну, так чем мы удивили, что мы выстроили на народные драхмы? — посерьезнел Агафокл. — Храм или срам?! — рявкнул он с наигранным бешенством, умело вызывая побурение кожного покрова.
— Я сигнализировал… Вы сами распорядились… — начал было Фидий.
— Что-о?!
Злые античные слепни, как шприцы, прокалывали кожу и беспрепятственно сосали кровь из недвижных тел. Пауза выглядела минутой молчания в честь погибавшего Фидия.
— Кто-то из нас двоих не может осуществлять руководство, — тихо и страшно сказал Агафокл. — Объект сдать в срок. Кому слово?.
— Надо облагородить, — начал Иктин. — Скажем, окружить прямоугольник Парфенона колоннами…
— Где взять такую уйму колонн?
— Законсервируем строительство Афинского театра до следующей эры и заберем их оттуда. Слава Зевсу, волна против украшательства спала. Голый фриз и фронтон закроем скульптурой. Будет порядок, — дельно говорил Иктин.
— Можете заниматься статуей Афины, — приказал он Фидию, когда отгремела колесница Агафокла. — Больше дешевой слоновой кости, меньше золота. Кстати, приведите в порядок наряды. Не прикидывайтесь, не маленький…
Парфенон сдали нормально.
Ареопаг инкриминировал Фидию недостачу золота и приписки к нарядам. Отличная характеристика, подписанная Иктином, спасла ваятеля от цикуты и по гуманному приговору он угас в заточении.
Прах Агафокла покоится в гробнице Иктиновой постройки. И на пьедестале он смахивает на пожарника и даже меч держит как брандспойт.
Иктин стал силой. Ни один проект не имел хода без его «добра». Предание рассказывает, что одного архитектора он загнал под кровать и заставил лаять по-собачьи, прежде чем открыл ему зеленую улицу.