Щ. хлопнул дверью и вышел в глянцевый от дождя переулок. Выделив сухую область с помощью зонта, он ринулся в мокрое Мю-пространство и уже через час сидел в забитой столами комнате № 327. Перед ним стояла культорг Андромеда с ведомостью на премию и пачкой театральных билетов.
— Ну, хоть на «Гамлета» с Высоцким, — канючила Андромеда.
— Семьдесят, а все Гамлета представляет, — буркнул Щ. и вдруг стал зеленым, как ранняя антоновка…
Товарищи читатели. Автор не находит в себе силы изобразить то смятение души, которое охватило Щ. при виде назначенной ему суммы, каковая на семь (!) рублей была меньше (!!), чем у Бугреева (!!!).
В силу отсутствия силы, излагать далее будем протокольно.
Звездный вечер. Апрельская капель. Д. на пороге автопоилки.
Хлебнувший горя и портвейна экономист, рысью, пока не разобрало, спешит к ближайшему метро. Внизу делает ручкой какой-то таукитянке. С ее помощью совершает посадку на мраморный пол. Два представителя враждебной цивилизации, обернувшись милиционерами, сажают Щ. в дюралевый фургон с двигателем внутреннего сгорания. Щ. не сгорает. В фургоне холод, превышающий собачий. Понял — его замораживают для отправки в неприятное созвездие…
…Провал в сознании, затем резкая боль. Незнакомка в белом вытаскивает иглу шприца из Щ.
«Я на Земле, меня размораживают, — смекает Щ., — но, боже, через тысячу лет у меня ни родных ни знакомых».
Пытается познакомиться с нагим и небритым землянином с жестяным номеркбм семнадцать дробь три на шее. «Чистоту языка сохранили!», — порадовался за человечество 1Ц., выслушав немногословного землянина. Тот сноровисто облачился в простынку с койки и направился к очереди, как бы состоящей из античных лиц.
— Земля! — воскликнул Щ. и припал к полу в чувствах.
— Этому душ холодный, — услышал он чей-то, слаще небесного, земной голос.
«А моду человечество меняет циклически», — раздумчиво отметил Щ., обертываясь на манер хитона простыней после душа. С удовольствием спросил: «Кто последний?» Не успел еще Щ. толком узнать, что «выбросили», как дама в халате и с сигаретой за ухом спросила его мужским голосом:
— Какой? Номер какой? Залил глаза-то!
— Извините… Размораживаюсь впервые…
Нарядно, как стюардесса, дама обратилась к Щ.:
— Начинающий девятнадцать дробь четыре! Ваши шмутки в мешке под тем же номером. Напялите, тогда в ту дверь.
Щ. удивлялся, надевая свой собственный костюм из двадцатого века. Костюм был грязный. «Пыль веков», — объяснил Щ.
Он переступил порог двери с табличкой «Дежурный» и… отпрянул. Перед ним сидел инопланетянин, обернувшийся накануне милиционером.
— Брат по разуму! — жалко и патетично возгласил Щ. — Где я?
— Планета Земля. Вытрезвитель одиннадцать, — улыбнулся сержант.
Рыцарь — всегда рыцарь
А было это во царствие Ее Императорского Величества Екатерины Первой. (Для монарха главное — номер. Просим читателя соблюдать. И не путать со Второй или, там, скажем, с Третьей Катериной). Было, когда у нее зачали ноги пухнуть (уточняю — от вина) и пошло к бедрам.
Обстановка: зала, чадят плошки и фавориты; вот «гак — Самодержица сидят, а супротив — Анастасия Голицина. Венценосица ей червонцы в чашу кидают, а Наська оную осушает и червонцы — в чулок.
Государыня со смеху третий бокал выкушали и к сенатору:
— Докладывайте, господа сенат, как там? В России.
— Бюджету Российского десять миллионов, а на напитки двору — два.
И вдруг вводят тут под руки Сапегу-красавчкиа, Камердинеры.
— Так и так. Извлечен. Из царственной постели. Под августейшей одеялой утаился в притворяется: спьяну, мол.
Государыня:
— Положите обратно.
И тут оголтело протопал ктой-то в ботфортах, орденах. Мимо самой императрикс.
Оказалось — Апраксин.
А это граф прооил в соседней зале руки и сердца у принцессы Анны Петровны.
Генерал-адмирал потрудился, встал на колени. Вытащил шпагу, отер ржавчину кружевами и протянул смертное оружие Петровой дщери.
— Заколите этой шпагой! При отрицательном ответе, конечно.
Та сделала вид, что хочет приколоть графа, но туч» ный рыцарь был прыток и… Смотри выше.
Яблоко дядюшки Бенджамена
Чудесный день позднего лета!
Кое-где в чистом небе светит солнце.