В общем мое первое выступление было удачно, и хотя я не был членом Технического Общества, но было постановлено напечатать мою работу, и она появилась примерно через два месяца в Записках Общества.
Не помню, кто именно мне посоветовал доложить эту работу и в заседании Русского Физико-Химического Общества; ободренный успехом, я попросил секретаря Химического Общества поставить мой доклад на повестку ближайшего заседания. В то время председателем Химического Общества был Д. И. Менделеев, и мне пришлось выступать первый раз среди химиков в присутствии такого грозного судьи, который не стеснялся в критике докладываемых работ. Мой доклад был поставлен вторым, и я сильно волновался, — несравненно больше, чем перед докладом в Техническом Обществе. Я решил несколько сократить доклад и обратить больше внимания на экспериментальную часть.
Когда я взошел на кафедру и поздоровался с Д. И., то, несмотря на свое волнение, я заметил, что он узнал меня и в миролюбивом тоне предложил мне сделать доклад; такое отношение несколько приободрило меня, я быстро успокоился и удачно изложил суть моей работы в продолжении 30—40 минут. После доклада мне были заданы некоторые вопросы, и я помню, что молодой ад’юнкт Горного Института Н. С. Курнаков, интересовавшийся этой же проблемой, сделал очень интересное замечание и отнесся одобрительно к моему первому химическому исследованию. По окончании прений Д. И. сказал несколько одобрительных слов и заявил, что ему пришлось видеть на Юге России, на одном металлургическом заводе, при выломке падового камня, кристаллы стали, образовавшиеся, вероятно, при тех же условиях, какие указаны докладчиком. Таким образом, мое первое выступление в Химическом Обществе прошло для меня вполне благополучно, и я был бесконечно счастлив. Мне было очень приятно сознавать, что Н. С. Курнаков, уже ад’юнкт Горного Института, заинтересовался моими работами, посетил мою скромную лабораторию на Фурштадтской и вел со мной продолжительную беседу на тему о карбидах железа и о структуре стали.
30 мая я сдал последний выпускной экзамен и, таким образом, кончил с большим успехом Артиллерийскую Академию. По старшинству баллов я занимал третье место. Первым окончил В. М. Трофимов, который был одним выпуском ранее меня из Артиллерийского Училища, но в Академии он пробыл два года на первом курсе, так как на экзаменах он заболел тифом и потому был отчислен от Академии и снова держал вступительные экзамены вместе со мной. В. М. Трофимов после окончания Академии был сразу приглашен на Артиллерийский Полигон для производства артиллерийских опытов. Вторым по списку был мой товарищ по Училищу, А. Н. Холкин, — замечательный человек по своим математическим способностям; он отличался большой замкнутостью, удивительной честностью1 и скромностью. Он взял место на Охтенском Пороховом заводе в особой испытательной комиссии по исследованию баллистических свойств новых бездымных порохов. Он был со мной в дружеских отношениях, и мы нередко беседовали с ним на разные философские темы. Что касается моей дальнейшей судьбы, то она была, повидимому, предрешена ранее моего окончания Академии. Издание двух записок по качественному и количественному анализу, работа по структуре стали и отличные успехи по химии и химической технологии представляли достаточные основания для того, чтобы судить о моих способностях к химии, а потому не было никаких возражений со стороны начальства к оставлению меня при Академии в качестве репетитора (инструктора) для подготовки в будущем к предподавательской деятельности.
Тотчас же после окончания Академии я просил Начальника Академии съездить в краткосрочный отпуск в Москву для устройства своих личных дел. Счастливый и радостный я ехал в Москву, где должна была решиться судьба моей личной жизни: я сделал приблизительно за месяц перед тем предложение Варваре Ермаковой, с которой я был знаком уже около 10 лет, и она мне ответила, чтобы я по окончании экзаменов приехал в Москву для окончательного решения этого важного жизненного вопроса. В Москве я получил согласие, как со стороны ее, так и ее родителей, и было решено, что свадьба будет в конце июля.
По возвращении в Петербург мы, кончившие Академию, должны были представляться Государю Императору и великому князю Михаилу Николаевичу, как начальнику всей артиллерии. Представление Государю не состоялось, потому что он уехал отдыхать в Данию1, — и мы были представлены только великому князю Михаилу Николаевичу, а потом военному министру П. С. Ванновскому.
Великий князь отнесся к нашему представлению очень формально и когда начальник Академии сказал про меня, что я, как выдающийся, оставлен конференцией при Академии, то он не задал мне никакого вопроса. Военный министр проявил больше интереса к судьбе каждого из нас; на меня Ванновский произвел впечатление очень серьезного человека, с твердой волей, с проницательным взглядом умных глаз, способных разбираться в человеческих натурах. Он был любимцем Александра 3-го, который ему всецело доверял, узнав его хорошо во время русско-турецкой войны 1877 года, когда Александр
3-й, будучи наследником, командовал Рущукским отрядом, аВанновский был у него начальником штаба. Генерал Ванновский не очень долюбливал артиллеристов-академиков, а также офицеров генерального штаба; я полагаю, что Ванновский, не получив высшего военного образования, но будучи очень способным человеком, не мог переносить известного рода бахвальства, которое было присуще многим офицерам, окончившим Академию Генерального Штаба. Что касается артиллеристов, то его не очень дружелюбное отношение к ним объяснялось тем, что ему не нравился либерально независимый дух, который был привит нам в стенах Михайловского Артиллерийского Училища и Академии. Во время пребывания Банковского военным министром, артиллеристы-академики потеряли некоторые права из тех небольших преимуществ, которые они получали за окончание Академии. Только в царствовании Николая 2-го с большим трудом удалось вернуть эти утраченные преимущества, о чем я буду говорить впоследствии.
По окончании Академии я имел право на 4-х месячный отпуск с сохранением содержания, но для его получения, а также и для получения разрешения вступить в брак, я должен был явиться в мою артиллерийскую бригаду, которая в то время находилась на лагерном сборе около села Клементьева, в 25 верстах от города Можайска, Московской губернии. Мне было приятно явиться в свою часть, повидать своих товарищей и похвастаться перед ними, что моя цель достигнута и что я не напрасно работал в своей маленькой лаборатории, вызывая часто усмешки со стороны многих из них.
26 июля состоялась моя свадьба. Венчание происходило в церкви 1-й московской классической гимназии на Пречистенке. Три недели я прожил в семье моей жены на даче под Москвой в селе Хорошове.
6-го августа 1892 года был отдан Высочайший приказ о моем назначении репетитором Академии с зачислением меня по полевой пешей артиллерии, при чем я был произведен в штабс-капитаны. Я не использовал 4-х месячного отпуска (пробыл в отпуску только около 2-х месяцев), и 12-го августа с женой приехал в С. Петербург и вступил в исполнение своих новых обязанностей.
ГЛАВА ПЯТАЯ НАЧАЛО ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
В начале сентября выяснился характер моей работы. Мне, только что оставленному репетитору, было поручено вести качественный анализ на младшем классе Академии, для черо было отведено 3 часа в неделю на практические занятия и полчаса на чтение лекций, разъясняющих методы анализа. Как я уже сообщал, когда я был в Академии, таких лекций нам не читали. Химия вообще считалась вспомогательным предметом и предполагалось, что знания, полученные в Артиллерийском Училище, совершенно достаточны для того, чтобы следить за курсом химической технологии и ознакомиться с методами качественного и количественного анализа.