Окисление карона марганцевокалиевой солью дало мне очень малый выход желаемого продукта, т. к. кислоты, строения которых я должен был изучить со всей тщательностью на основании их химических свойств, должны были дать указания для определения строения самого карона. Так как органический анализ в то время производили сами студенты — докторанты, то руководитель их работами должен был иметь уверенность, что они умеют хорошо делать этот анализ. Проф. Байер не знал моих аналитических способностей, и потому он предложил мне в его лаборатории на его печи для органического сжигания сделать анализ того вещества, которое он мне даст. Такое предложение со стороны профессора было совершенно рациональным, но нельзя было сказать, что я переживал приятные минуты, когда делал анализ у него в кабинете. Надо сказать, что это был мой первый анализ в Мюнхенской лаборатории, где был установлен другой метод для сжигания органических веществ, чем это имело место у нас в Петербурге. Проф. Тилле предложил свой прибор для смешивания твердого вещества с окисью меди и всыпания в трубку для сожжения; кроме того сжигание производилось в открытой трубке, а не в запаянной с одного конца. Этот метод был значительно проще нашего, но мне приходилось его применять впервые, и это, конечно, усложняло дело. Тем не менее, несмотря на несколько нервное состояние, я с успехом сделал анализ данного мне вещества, и тем самым внушил полное доверие к себе, как Байеру, так и его ассистенту, др. Виллигеру, о котором я сохранил очень хорошее воспоминание. Это был швейцарец, небольшого роста, но коренастый, носивший постоянно очки, которые придавали ему особо серьезный вид. Его энергия в работе была изумительна; когда надо было выяснить строение какого-нибудь соединения, для чего требовалось сделать 3-4 органических анализа, то он приходил в кабинет Байера в 6 часов утра и до обеда успевал сделать 4 сжигания; после обеда Байер уже мог сделать заключение о строении вещества, которое его интересовало. В то время они изучали главным образом терпены и особенно пинен, чтобы подтвердить формулу Вагнера.
В Химическом Обществе в Мюнхене Байер сделал очень
интересный доклад об окислении пинена, причем нарисовал полную картину последовательного окисления этого углеводорода вплоть до получения замкнутой четырехчленной пиненовой кислоты и ее дальнейшего окисления в алифатическую кислоту.
Я был очень благодарен д-ру Виллигеру за его советы, и мы были в очень хороших отношениях. В это время случилось, что Русское Физ.-Хим. Общество присудило мне малую* премию Бутлерова, и я решил отпраздновать это событие, пригласив на ужин д-ра Виллигера и соотечественника А. В. Чичкина (совладельца известных молочных лавок в Москве), также работавшего в Мюнхенской лаборатории. Нечего и говорить, для каждого из нас было крайне интересно узнать подробности научной жизни в обеих странах и в Мюнхенской лаборатории особенно.
В июле моей жене пришлось уехать в Россию, так как в сентябре мы ожидали прибавления семейства; я остался один, всецело поглощенный своей научной работой. Моя жизнь была очень однообразна, я нигде не бывал, лишь по вечерам, после ужина, ходил в кафе Луитпольда, чтобы прочитать русскую газету «Новое Время» и выпить кружку пива. За то моя работа подвигалась с большим успехом: я получил замкнутую циклистую кислоту и доказал ее строение, что было сделать очень не легко, так как изомерная с ней непредельная алифатическая кислота имела одинаковую! с ней реакцию на пермангонат. Но при окислении карона этой кислоты, необходимой для исследования, получалось очень мало, и я не мог понять, во что обращается другая часть карона: так как при этой реакции получалось довольно значительное количество смолы, то я решил спросить проф. Байера, что с ней делать? Его ответ был: «выбросить». Но я подумал, что выросить я всегда успею; не лучше ли сначала попробовать извлечь из этой смолы какие-нибудь продукты, которые могли бы помочь понять причины малого выхода кислоты. Не говоря никому ни слова, я принялся за работу, и в течении 2-3-х недель мне удалось выделить из этой смолы новую кислоту, которая после анализа и изучения свойств оказалась пространственным изомером первой выделенной кислоты. Это исследование показало, что при окислении карона мы получаем две кислоты (дис и транс), — факт, который представлял для того времени немалый интерес. Имея в руках вновь полученную транс-кислоту, я с гордостью отправился в кабинет проф. Байера и рассказал, как я ее получил. Он был в высшей степени доволен моей работой и сказал мне:
«Мы будем всю эту работу публиковать вместе».
Это было для меня большой наградой, так как на основании прежних случаев, Байер, когда работал с молодым химиком, то работу печатал под своим именем, а сотруднику в конце статьи выражал благодарность. Он велел мне написать работу и дать ему. Но так как я закончил мои исследования только в самом конце июля, когда летний семестр оканчивался, то написание работы пришлось отложить до осени.
После усиленной работы я решил провести мой отпуск в путешествии. 1-го августа, взяв круговой билет в компании Кука, я отправился из Мюнхена в путешествие по Франции, Италии и Швейцарии. Проф. Байер любезно пожелал мне хорошенько отдохнуть, а д-р Виллигер был так любезен, что пришел меня проводить на вокзал. Я был очень в хорошем настроении духа, как вследствие успеха в моей научной работе, так и от предчувствия приятного путешествия. Я отправился сначала в Париж, и так как я прибыл в очень раннее время, то пустынный город не произвел на меня того впечатления, которое рисовалось ранее моему воображению. Но, конечно, оно быстро изменилось, когда в течении нескольких дней я ближе ознакомился с этим историческим городом.
Первый мой визит был к ген. Н. П. Федорову, который хотя и был в отставке, но добровольно исполнял всякие поручения нашего правительства. Еще будучи в Мюнхене, я написал ему, что я предполагаю приехать в Париж в августе и очень хотел его повидать и поговорить с ним о возможности мне поработать в лаборатории взрывчатых веществ у проф. Сарро и Виелля. Этим обстоятельством и объясняется причина, почему я хотел поскорее повидать генерала Федорова. Он жил в скромном отеле Кельн, вблизи больших бульваров; в этом отеле он жил в продолжении своего долгого пребывания заграницей, вплоть до самой смерти. В то время Н. П. было 63 года, но он был очень бодрым, мог совершать длинные прогулки и не страдал никакими болезнями. Его наружность, его особый акцент сразу выдавали его русское провициальное происхождение. Он принял меня очень любезно, угостил завтраком, дал добрые советы и рассказал много интересного о французской жизни. Он обещал мне устроить свидание с проф. Виеллем, прибавив при этом, что мое желание работать в «Центральной Лаборатории порохов» по всем вероятиям будет удовлетворено, так как в это же самое время молодой французский инженер Гравье командируется в Россию для ознакомления с постановкой у нас производства бездымного пороха. Через один или два дня я должен был зайти к Н. П. и вместе с ним отправиться к проф. Виеллю в указанную лабораторию. Виелль, изобретатель бездымного пороха, выслушал мое желание поработать у него в следующем году по изучению методов исследования свойств бездымных порохов и сказал очень любезно, что он ничего не имеет против, но для этого надо получить разрешение правительства. В это время в лаборатории был инженер Гравье, очень симпатичный молодой человек почти одних лет со мной, и Виелль познакомил меня с ним. Виелль извинился передо мною, что не может уделить мне много времени и показать лабораторию, потому что должен был немедленно покинуть лабораторию; потом я узнал, что у него в этот день утром умер его отец.
Я недолго оставался в шумном Париже, поблагодарил Н. П. за его любезное ко мне отношение и поехал на юг Франции, в Бордо и Аркашон, чтобы на берегу океана отдохнуть и половить рыбу вдали от света и людей. Аркашон очень интересное место, куда едут отдыхать, главным образом, пожилые люди и семьи с детьми, так как этот курорт отличается простотой и дешевизной. Я с удовольствием провел там около 10-12 дней и получил большое удовольствие от ловли рыбы в океане на сардинку; французский отставной матрос Карпье, имевший хорошую лодку и снасти для рыбной ловли, два раза организовал эту охоту для меня и еще двух французов, с которыми я познакомился в Аркашоне; один из них был парикмахер, а другой аптекарь из города Блай, на Жиронде. Аптекарь, оказавшийся очень милым человеком, пригласил меня приехать к нему на пароходе по реке Жиронде в гости, а потом ездил со мной по знаменитым виноградникам, — Медок, Лафит и др., где мы не без удовольствия пробовали великолепные вина. Я позволяю себе привести здесь некоторые детали моего путешествия по Франции с целью подчеркнуть ту симпатию, которую французы проявляли в то время к русскому народу. Незадолго перед моим приездом во Францию, Государь Николай 2-й с Государыней посетили Париж, который устроил им замечательный радушный прием. Каждый француз, знакомясь со мной, непременно говорил о крайне приятном впечатлении, которое осталось во Франции после этого посещения.