Чтоб верили в меня.
Оплетены одним узлом
Любовь и ненависть во мне.
Люблю иль делаю назло,
Пока не испарюсь в огне.
И лишь с собой наедине,
Срывая маску, умираю --
Я не живу, я в жизнь играю.
1986 г.
ДЛЯ МЕНЯ ТЫ КТО
Для меня ты кто?
Ни много и ни мало.
И в моей судьбе
Такое уж бывало.
Знаю я: придешь,
Нежностью наполнишь,
Но в последний миг
Вдруг о чем-то вспомнишь....
Догорит закат,
Сумраком объятый,
Ускользнет луна
Из твоих объятий.
И в полночной мгле
Песня не проснется
И любви костер, горя,
Не разожгется...
Одиноко дождь
Капает на крыши,
В сонной дремоте
Я твой голос слышу.
И раскрыть глаза
С силою пытаюсь --
Может, я права,
Может, ошибаюсь?!.
1986 г.
ДОРОГА
Дорога, дорога...
Смятенье, тревога -
Души неспокойная жуть.
Мы встретились снова
у края порога,
Но в дом не спешили взглянуть.
Дорога грязна, молчалива, убога,
Людей щекотливый рой.
С улыбкой нестрогой
попросим у бога
прощенья за споры с судьбой,
За дым у костра,
мечты до утра
и смех беспричинный порой.
За прихоть души - бывает, грешим,
За рай на земле неземной.
Дорога, дорога -
Мудрее намного,
Чем дом, остающийся ждать.
И вновь как с судьбою
Я спорю с тобою -
Мне завтра в дорогу опять.
1986 г.
По выходным я обычно ездила домой, сестра ещё жила одна в отцовой квартире, но дома мне не сиделось и я уезжала к Дим Димычу.
Д.Д.САРАТОВКИН (ДИМ ДИМЫЧ) -- 1909--1986
Удивительный человек был этот ставший мне за короткое время таким родным Дим Димыч.
К моменту моего знакомства с ним ему было 78 лет. Худощавый, но довольно подвижный и всегда улыбчивый человек. И хоть находился он на заслуженной пенсии, но само слово "пенсионер" как-то не вязалось с его характером. Оставив кафедру теоретической физики НЭТИ, он целиком посвятил себя работе, над которой раздумывал и к которой готовился всю свою жизнь - в его квартире почти не было мебели, а только стеллажи, стеллажи, стеллажи, на которых сотни книг и десятка два чемоданов дневников, человеческих писем и судеб. И берег Д.Д. эти письма всю свою жизнь, чтобы однажды связать их в единое целое - так хотелось ему передать частицу себя и своего отношения к этому миру. Были, разумеется, наброски, эскизы и даже готовые рассказы и начатый автобиографический роман. Так я невольно включилась в работу по редактированию и превращению рукописных работ в машинописные тексты. Делала я это, конечно, по своей воле, без всякого принуждения, а потом приходил какой-нибудь творческий трудоголик, литератор или просто философ из круга общения Д.Д. и мы пили чай с овсяными пряниками...
В последнее время я работала над перепиской Д.Д. с известным советским писателем Г. Медынским, известным широкому читателю по его книгам "Честь" и "Трудная книга".
Вот что рассказывал Д.Д. о себе в этой переписке и отчасти в диалоге с корреспондентом журнала "Огонек" Ю.Лушиным, автором очерка "Чужие письма" (NN 5, 6, 1978 г.):
"Родился в 1909 г. Отец окончил институт, мать была малограмотной. Была у моих родителей воспитанница-сирота на правах старшей дочери, старше меня на 6 лет. Когда ей стало 19 лет, отец женился на ней, а на моих руках оказалась больная мать, почти помешавшаяся от горя, пытавшаяся покончить с собой. Я укараулил ее, не допустил ее смерти. Погрузив наш нехитрый скарб на ручную тележку, мы покинули квартиру моего отца, где осталась вся мебель и другое имущество. Для меня, 13-летнего мальчишки, это была тяжелейшая травма на всю жизнь! Тем более, что иногда я встречал отца на улице, он преподавал тогда в Томском политехническом институте. Мать не думала, что доживет до окончания мною школы, но мне удалось сохранить ее до сих пор. 79 лет исполнится старушке 6 октября. Не имея никакой специальности мать научилась вышивать на машине и этим мы жили ряд лет. Сумела она стать для меня самым лучшим и близким другом, каким и остается до сих пор. Но психика ее расшатана и жить с нею очень трудно. Отчасти в этом причина неудач в моих браках. У меня было 4 жены и каждая приходила к выводу, что я должен убрать мать из семьи. Но кроме меня у матери не было никого во всем свете, и я прекрасно понимал, что поступить так, как требовали жены, было равносильно тому, что закопать мать живую в могилу...
Первая жена ушла от меня тогда, когда у нас еще не было детей. Брак был не регистрирован и его можно было даже не считать. Но счет моих браков в глазах общественности начался с нее. Вторая жена в своем поведении опиралась на факт существования этого первого брака. Мои заботы о матери, мою нежность к ней, тревогу по поводу ее болезней эта вторая жена ухитрилась расценить так, что этим чуть не убила мать. Появилась версия о том, что я неспроста так отношусь к матери. Так заботливо можно относиться только к любовнице. Значит моя мать и является моей любовницей. Эта версия стала достоянием всего города Томска, где мы жили. В этом городе он преследует меня и до сих пор.