Боже! Что сделалось с Эммой, когда она увидела подходившую к клетке Наташу! Обезьяна вскочила, бросилась к прутьям клетки, метнулась к задвижке, визжала от радости, обнажая красные десны. Казалось, ещё немного, и она заговорит, да что там, закричит: "Где же ты была так долго?!"
Наташа вошла в клетку, и Эмма бросилась к ней, прижалась, подставляя голову. Теперь это вошло у неё в привычку: Эмма хотела, чтобы, лаская, её гладили по голове. И, наконец, больно укусила Наташу за палец. Та стерпела, но пожаловалась:
– Эмма, мне же больно!
И обезьяна тут же принялась зализывать след укуса. Наташа поняла: Эмма хотела показать, что она сердится на свою любимицу.
Когда Наталья Романова переоделась для репетиций и вышла на манеж из-за Эммы она пришла чуть позже, – там уже собрались все участники номера. Товарищи так непритворно ей обрадовались, что она подумала: какое счастье, что у неё есть настоящие друзья! Вдруг некстати вспомнилась ей институтская подруга Надин. И другая – Мария Истомина, которую институтки звали просто Муся. Когда-то Наташа, а тогда Ольга, считала их самыми близкими друзьями, но могли бы они в несчастье так поддерживать ее? Относились бы к ней по-прежнему, узнав, что она стала циркачкой? Неизвестно. Надин, с её изнеженностью и изысканностью, наверное, сморщила бы изящный носик или сделала вид, что они незнакомы…
Но пора было переходить к делу. Идея, которая появилась у Наташи, состояла в том, чтобы уговорить товарищей на участие в аттракционе шимпанзе. Вряд ли пришлось бы долго возиться, обучая Эмму каким-нибудь трюкам: обезьяна в своей творческой карьере уже выполняла номера высокой сложности. Правда, показывала она свои трюки внизу, а тут её собирались затащить под купол. Наташа даже образ для неё придумала – батьки Махно. Если надеть на обезьяну брюки, кто догадается, что роль батьки играет самка?
Надо посоветоваться с другими акробатами. Только Наташа робко высказала свое предложение, как в ответ услышала такой дружный хохот, что даже оторопела.
– Я сказала что-нибудь не то?
– Не смущайся, – похлопала её по плечу Вера Холодова, – ты сказала то, что пять минут назад нам доказывал Федя. Мол, как это было бы здорово взять в аттракцион животных. Например, его медведя Гошу – такого в воздушной акробатике ещё не было!
– Что за смех, молодые люди? – подошёл к ним шпрехшталмейстер Принц. – Разве вы репетируете клоунаду?
– Мы обсуждаем идеи, Эдуард Филиппович, причем одну безумнее другой, с улыбкой пожаловалась Вера. – Красавин предлагает ввести в аттракцион медведя, а Романова – обезьяну.
– Когда-то идеи Эйнштейна признавались безумными, – задумчиво сказал шпрех, – а сейчас без его теории относительности ученые не представляют себе науки… Ваша затея насчет животных безусловно оригинальна, но вот как отнесутся к этому сами животные?
– Вы так говорите, будто животные что-то там понимают, – заметила Надя Холодова. – Как заставят, так и отнесутся! Прикрикнут, хлыстом махнут заработают как миленькие!.. Вот я видела в Италии одного дрессировщика. Он заставлял тигра через огненное кольцо прыгать! Как сам тигр к этому относился? У него ведь от природы страх перед огнем! Вот и получается, что страх перед хлыстом сильнее природного страха!
– Эх, Наденька! – вздохнул Принц. – Почему вы думаете, что дрессировщиком может быть каждый артист цирка? Кроме собственной силы воли и хлыста в руках, животных надо любить и понимать!.. Ну а вы, дрессировщики, с чего будете начинать?
– Сначала их нужно к манежу приучить, к товарищам по аттракциону… предположила Наташа.
Она увлеченно рассказывала и вдруг запнулась, поймав на себе изучающий взгляд Закревского. Кроме интереса, в нем было и беспокойство: пришла ли она в себя, выдержит ли напряженную работу, которая ожидает их в самом ближайшем будущем? Ей стало тепло при мысли, что товарищи беспокоятся о ней, что она нужна им как артистка, как друг… Удивительное чувство сознание собственной нужности! А теперь она ещё получила одобрение человека, чьим мнением дорожила…
– Ребята, а где Романова? – некоторое время спустя хватились её Холодовы.
– Наверняка за Эммой побежала, – вздохнул Красавин: угораздило же его Гошу именно сегодня заболеть желудком. Он тоже с удовольствием притащил бы медвежонка на манеж!
Когда Романова вывела Эмму из клетки, двое служителей на всякий случай отошли на почтительное расстояние – они знали, как свирепела обезьяна, когда кто-то посторонний приближался к клетке, и не без основания считали Эмму опасной.
–– Пора работать, Эммочка, – сказала Наташа, надевая на шимпанзе ошейник. – Арбайтен, Эмма!