Главы семей по радиотелефонам, работавшим от домашних электростанций, непрерывно вели истерические совещания и в результате пришли к заключению о необходимости просить иностранной помощи.
Ответ на их радиограмму был такой: «Купите еще пять тысяч свитеров нового рисунка в идейную черно-белую полоску. А как насчет пятидесяти атомных бомб?»
Теперь каждому стало видно невооруженным глазом, что так или иначе придется начинать войну, заставив трудиться бедных, работать заводы.
Тогда один большой умник решил связать несколько палок, прикрепить на конце изогнутую проволоку и, просунув это подобие багра сквозь щель в окне, подцепить оледеневшего снаружи прохожего. В мгновение ока члены семьи в заграничных свитерах прекратили ссоры и, вцепившись в бинокли и радиотелефоны, затаили дыхание. Однако прохожий, не издав ни звука, рассыпался на мелкие кусочки.
Последний истерический взрыв саморазрушения. Игрушка со сломанной пружиной. Самый короткий путь возврата к бессмысленной материи. Казалось, последнее разумное, что следовало сделать, — это открыть окно, высунуть наружу руку и превратить себя в ледышку.
Но, как ни странно, теперь, когда все сущее должно было заледенеть, осталась крыса, которая жила такой же точно жизнью, что и раньше. Крыса из того самого ломбарда, где лежал свитер из старухи. Крыса искала, из чего бы сделать гнездо для своих детенышей, которые вот-вот должны были родиться.
Не зная — как это свойственно человеку, — что такое бедность, препятствующая осуществлению страстного желания, она, ни минуты не колеблясь, воспользовалась этим поразительным свитером.
Схватив свитер, крыса стала рвать его зубами.
Вдруг из прогрызенной дыры полилась кровь. Клыки крысы случайно вцепились в самое сердце старухи, превратившейся в нитки. Крыса, которая не могла знать этого, перепугалась и опрометью убежала в свое гнездо, у нее тут же случились преждевременные роды.
Кровь старухи тихо струилась и через какое-то время залила весь пол, а свитер от своей собственной крови стал ярко-красным.
Снегопад неожиданно прекратился. Возможно, мороз достиг своего предела. Само движение снега вниз заледенело, и снег уже не мог падать.
Вот тогда-то красный свитер, ярко сверкая свежей кровью, легко поднялся с пола. Казалось, его надел на себя человек-невидимка. Свитер выскользнул наружу. И мягко поплыл в покрытом недвижимым снегом пространстве, где невозможно было отличить ночь ото дня.
Свитер из старухи наткнулся на лежавшего в снегу юношу. Это был сын старухи, заледеневший в той позе, когда он у заводских ворот раздавал выходившим зажатые под мышкой листовки.
Свитер остановился перед ним. Потом он оказался плотно натянутым на тело юноши, словно свитер надевал на него стоявший рядом человек-невидимка. Юноша вдруг заморгал. Потом слегка повертел головой вправо, влево, чуть-чуть подвигался. Удивленно посмотрел по сторонам, глаза его остановились на красном свитере, в который он был одет. Неожиданно юноша ощутил себя поэтом и удовлетворенно улыбнулся.
Набрав в пригоршни скрипящий снег, он долго, неотрывно смотрел на него. Даже держа в руках снег, юноша не обледенел. Может быть, он стал холоднее снега? Глаза его сияли... Он пересыпал снег с ладони на ладонь, и снег не ранил их, будто это был теплый прибрежный песок. А может быть, кожа на его руках стала тверже стали? Он задумчиво наклонил голову. Нужно вспомнить путь, который привел к изменению облика.
Нахмурившись, он пытался вспомнить. Он знал: есть то, что необходимо вспомнить. Даже если и не было того, что прерывается этим оледенением, все же это было то, что известно любому бедняку. Откуда взялся этот снег?
Даже если невозможно ответить, удастся почувствовать. Смотри, не являются ли эти удивительно огромные, сложные и прекрасные кристаллы словами, забытыми бедняками? Кристаллы мечтаний... душ... заветных желаний... Шестиугольные, восьмиугольные, двенадцатиугольные цветы... они прекраснее цветов, материальные структуры, расположение элементов душ бедняков.