— А дальше… Тоже самостоятельно? Без сообщников?
— Что?
— Ну… Голову. Руки.
— Конечно. А кто мне поможет?
— Просто вы такая… с виду… обычная. Ну… Хотя и может. А как?
— В сараюшке нашей взяла ножовку по металлу, и всё. Ума много не надо. Долго только. Всё?
— Не всё. У вас на груди ожоги от сигарет. И шрамы зафиксированы.
— Да.
— Я понять хочу. Он бил вас?
— Бил.
— Поэтому?
— Нет, конечно. Кого же не бьют? Можно понять человека.
— В смысле?
— Ну как? Ты поживи-ка тут с наше. На производстве бывала уже?
— Нет еще.
— А ты сходи, сходи. В сернокислотный цех сходи. В никелевый. По комбинату погуляй просто, скажи охране, что тебе для дела. В рудник спустись. Посмотри, как они работают. С чем они работают. Люди под землей сидят по сколько часов. Дышат этим. Выходят наверх — а тут темно. Всю зиму без солнца. Зарплаты — знаешь какие? Цены-то ты видела. А дома жена. Тут надо пить. Тут нельзя не пить. Тут давит очень, очень жмет. И мертвые сидят, зовут к себе…
— Так… Ладно. А с Прохоровым Станиславом Антоновичем вы не были знакомы?
— Кто это?
— Был обнаружен с колотыми ранениями в области шеи на пляже рядом с озером Глиняным.
— Ну?
— Я просто так спросила. Почерк похож.
— Мало ли тут у нас убивают. Вон, не читала новости? Парень, женатый, с ребенком, к соседям поднялся и всю семью забил арматуриной. (Кашляет.) Бабу, мужика и дочку трехлетнюю. Арматурой железной всех забил. Погугли.
— Я знаю.
— И этого вон осудили еще… Пенсионера. Который свою жену в ее день рождения зарезал. Обоим по шестьдесят, что ли, лет?
— Да.
— Они, думаешь, почему убивают друг друга?
— Почему?
— Потому что у них жизнь ненастоящая. Потому что столько смерти вокруг, что смерть перевешивает. Люди и сами сдохнуть рады, и других убить. Чтобы уже кончилось. Это в вашей Москве или откуда ты там…
— Из Москвы.
— Это в вашей Москве кажется, что жизнь настоящая. А тут это так… Приснилось. Сдохнуть проще. Тут смерть близко. А с этим, на пляже… (Кашляет.) Наркоманы, может.
— Мы отрабатываем…
— Наркоманам мертвых лучше слышно. И слышно, и видно.
— Опять вы за это? Можете не стараться… Все равно будет психиатр.
— Ну, пускай психиатр. Психиатр так психиатр. Отпустила бы ты меня, а? Полпятого утра все-таки. Я же не сопротивляюсь. Не молчу.
— Мы еще не договорили.
— Психиатры. На «Норникеле», прежде чем человека взять, два раза через психиатра его гоняют. И вопросник на восемьсот вопросов еще заполни. И что, помогает это? Тут психиатр ни при чем.
— А что при чем?
— Ты мало тут еще, вот и не слышишь их. А поживешь — прислушаешься. Прислушаешься, поверь. И услышишь, как они к себе зовут. Зовут-позовут… Их тут много, много… Много. Под горой. И так… Дома, думаешь, у нас почему на сваях, а не на фундаменте?
— Чтобы вечная мерзлота не оттаивала. На фундаменте едут.
— Я тоже так думала, когда приехала. Нет, Валя, это чтобы от мертвых подальше. Это не от тепла воздушная подушка нужна, а от холода. От шепота. И так, понимаешь, не разобрать, где мертвые, а где живые. Мертвые-то у нас, сама понимаешь, не разлагаются. А живые все серые ходят. Легко ошибиться. Не чувствуется эта разница между жизнью и смертью. Легко перепутать. Вот люди и путаются.
— Тут написано, у вас опухоль ставили.
— Ставили.
— Молочной железы.
— Ну и что? Мало ли у кого тут. Серой дышим. Женщины — ладно еще… Детишек жалко.
— Два года назад. Вы оперировались?
— Оперировалась. В Красноярск плавала тем летом.
— И что?
— Дальше растет. Тут не вылечиться. Они, если ухватились за тебя, уже не отпустят. Как рыба на крючке, знаешь? Сильная рыба дергается, тянет, хочет на дно уйти — но однажды силы и у сильных кончаются.
— Они — это мертвые опять, что ли?
— Да. Они тут сильные, знаешь? Легко к себе перетягивают. Их тут вон сколько… Больше нас. Хором шепчут.
— Они вас просили мужа убить?
— Да.
— А расчленить?
— Нет. Это им уже все равно. Это я сама уже… Испугалась. Сначала страшно было. Потом собралась. Надо было девать его куда-то. А то он лежал и разговаривал. Да еще и другие ему поддакивали. (Кашляет.)
— Куда вы дели остальные части?
— Дела куда-то. Думаешь, я запоминала? Там пурга была, черная пурга. Попадала ты у нас уже в черную пургу?
— Нет еще.
— Видела, у домов от одного подъезда к другому проволока натянута? Это чтобы в черную пургу можно было дойти, не сбиться. А то находят потом… Уйдут к соседям или до ларька… И летом уже найдутся. Особенно старики, если никто не хватится. Руку протянешь вперед — не видно. Сугробов наметает с автобус высотой. Автобусы стрянут. Пассажиры выйдут, толкают всем автобусом… Хорошо, если в городе застрял. Ветер — собак уносит. Можно особо и не прятать ничего. Так, бросила пакет, и — домой за следующим.