На следующий день Чжоу Сугэ попросила домработницу задержаться на два часа, а сама отправилась в парк, где впервые увидела дерево под названием жакаранда.
— Мне нужно уйти по срочному делу, — она с надеждой смотрела на домработницу.
Эта женщина убирала у них уже три года. Ее имя Чжоу Сугэ никак не могла запомнить, помнила лишь, что фамилия ее Чжан. Во время испытательной уборки тетушка Чжан, завершив работу, встала в углу рядом со шваброй и позвала хозяйку для проверки. В ее присутствии Чжоу Сугэ лишь мельком окинула взглядом убранное, кивнула и одобрила. Когда же домработница ушла, она присела и засунула руку вглубь подставки под телевизор, провела рукой внутри, где не видно. Там тоже все было влажным, значит, протирала. Хвала небу, пробормотала она про себя. Хотя по возрасту они отличались не сильно, Чжоу Сугэ всегда величала домработницу тетушкой.
Тетушка поинтересовалась:
— Что это у вас снова за дела? Разве в прошлом или позапрошлом месяце вы все не решили?
— Да где уж за раз все сделать. Вам же не нужно будет работать, просто сидите на диване и смотрите телевизор. Кофе, чай — все в вашем распоряжении. Фрукты, яичная выпечка, ореховое печенье — проголодаетесь, угощайтесь на здоровье.
— А вы надолго уйдете?
— На три-четыре часа!
— Так на три или на четыре?
— На четыре.
— Не пойдет. Если на четыре, то это до шести вечера, а мне еще нужно дома ужин приготовить, муж…
— В этот раз плачу в двойном размере. Дело срочное, тетушка, выручите меня.
Тетушка Чжан несколько раз с силой потерла губкой по столешнице из искусственного камня, подняла голову и сказала:
— Идите, идите куда надо.
Для экономии времени Чжоу Сугэ решила поехать на метро, после пересадки еще три станции и вот уже музей.
Пару дней назад она наскоро приготовила ужин, поставила еду на замызганный чайный столик и позвала мужа. Так под телевизор они и ели. Супруги просто набивали желудок, у них уже давно не было полноценного ужина за нормальным столом.
Местные новости были, как всегда, про одно и то же: кому-то что-то свалилось на голову, кого-то ограбили в тоннеле, чей-то ребенок ушел из дома. Лишь когда под конец настал черед новостей культурной жизни, она резко подняла голову и вперилась в экран. Оттуда как будто исходил свет, удивительный луч из иного мира, который разом изменил беспросветность следующих дней. Она встала и принялась ходить по комнате туда-сюда, и чем дольше думала, тем сильнее воодушевлялась. «Ланьсэнь», — сорвалось у нее с губ его имя.
Затем она как будто что-то почувствовала и замедлила шаг. В это мгновение в комнату вступили сумерки, женщина молча села, лучи заката бессильно скользили вокруг. В комнате становилось то светлее, то темнее. Дрожа, отступал день, в какой-то момент вечерняя заря повернулась спиной и исчезла. Небо почернело.
Ночью ей не спалось, мысли разбегались во все стороны, ум стал удивительно изобретательным. «Выставка объектов каменного века, каменный век, каменный век», — повторяла она про себя. Чжоу Сугэ было уже за пятьдесят, а вдруг захотелось сходить в музей, ей стало интересно, как жили люди в каменном веке.
Ей захотелось поговорить с мужем как раньше. Какими бы сложными и тонкими ни были их чувства и какими бы рваными фразами они ни выражались, они всегда находили понимание, постоянно кивали и с восхищением смотрели друг на друга. Теперь же он не мог ответить на приглашение вкусить ее радости и горести.
Как же, в конце концов, от него отделаться? Какие только способы не приходили на ум — словно вереница пузырьков в газировке. На следующее утро Чжоу Сугэ решилась приступить к операции «Хайдеггер». Естественно, с утра следовало быть к нему помягче, нужно было сдерживать свой нрав при укорах. Она решила, что после обеда достанет стул и веревку, свяжет мужа, чтобы он не набедокурил с газом или не сбежал невесть куда. А затем все время до вечера она… тут от приятных мыслей женщина рассмеялась.
Обед был приготовлен со всей тщательностью — на столе появилась вереница блюд: тушеные ребрышки под соевым соусом, поджаренный с молодой капустой прессованный соевый творог, яичные блины, фаршированные кабачком и курицей, суп из морской капусты. Во время еды, зная, что тетива операции «Хайдеггер» уже натянута, она была с мужем необычайно терпелива, улыбчива, подкладывала в его тарелку ребрышки и нежным голосом уговаривала кушать побольше. Зеркало во всю стену отражало стол и обоих сидевших за ним. От своего улыбающегося отражения ей стало тошно, и улыбка резко испарилась. Она подхватила палочками несколько кусочков творога, один из них упал. Тогда она снова взглянула в зеркало и пришла в замешательство: почему она все меньше похожа на саму себя, почему все слабее держит себя в руках? Непонятно, совершенно непонятно.