Чертыхнувшись, Гарри собрался с духом и, подняв глаза, встретился взглядом со Снейпом. Было невероятно, ужасно трудно снова не отвести взгляд от того, что он увидел в глазах профессора: гнев, которого он ожидал, но также эмоции, стоящие за этим — беспокойство, страх и… заботу, — из–за которых взгляд Снейпа был самым тяжёлым из всех, кого Гарри знал. Профессор даже ничего не сказал, а Гарри почувствовал, как у него защипало в глазах.
— Простите… — он снова поймал себя на том, что почти невнятно шепчет.
— «Простите» за что? — тихо спросил Снейп.
— За всё, — Гарри с несчастным видом опустил голову.
— Поконкретнее, пожалуйста.
Это было жестоко. На самом деле очень жестоко, и Гарри почувствовал, как внутри закипает гнев.
— Простите, что я такой мерзкий, неблагодарный мелкий урод, — чуть слышно пробормотал он.
— Прошу прощения? — В голосе профессора прозвучала резкость, которая заставила Гарри заметно занервничать.
Неуверенный, слышал ли его Снейп или нет, Гарри решил изменить сказанное.
— Мне жаль, что я разгромил ваш кабинет, сжёг ваши книги и н-напугал вас. Достаточно хорошо? — Последнее произнести оказалось на удивление трудно. Это ещё раз напомнило Гарри, что, по крайней мере, в какой-то степени он был испуганно-злым, обеспокоенно-сердитым, поэтому он так сильно ненавидел этот тип гнева.
— Это, разумеется, намного лучше, — признал Снейп.
«Чёрт, он слышал меня».
— Не говори так о себе, ты понял? — Голос Снейпа был тихим, но смертельно серьёзным, и Гарри поймал себя на том, что, прикусив губу, снова уставился на стол.
— Простите.
— Вторая твоя попытка была лучше, но ты всё равно пропустил самое главное. Попробуй ещё раз, пожалуйста.
Почему этот человек не может просто отстать? Гарри ведь сказал, что сожалеет, кого волнуют подробности?
Когда Гарри не ответил, Снейп продолжил, спокойный настолько, что Гарри понял — он практически на грани:
— Я не осознавал, до того, пока ты это не сказал, что тебе удалось пройти через защитные чары на моём книжном шкафу. Ты пробовал взломать их и в моей лаборатории?
«Он не понял, что Гарри уничтожил книги?»
Внезапно Гарри в самом деле очень обрадовался, что чары на лаборатории выдержали.
— Мне жаль, — пробормотал он, всё ещё глядя в стол.
— Почему я сержусь на тебя, Гарри? — Голос Снейпа был напряжённым и тщательно контролируемым.
Гарри сглотнул.
— Потому что я уничтожил…
— Нет! — Это слово было произнесено так резко, что Гарри вздрогнул, но следующая фраза прозвучала спокойнее. — Мне наплевать на мой кабинет, Гарри. Меня не волнуют книги, стол, зелья — ничего из этого, понимаешь? — После слабого, смущённого кивка Гарри он продолжил, смертельно серьёзный, но всё ещё спокойный: — Гарри, если бы тебе удалось прорваться сквозь защиту на двери лаборатории, используя пламя так, как ты это сделал, ты бы так сильно обгорел, что идентифицировать твоё тело пришлось бы только по магической подписи.
«Ох», — Гарри побледнел.
— Итак, — спросил Снейп с тем же пугающим, неестественным спокойствием, — почему я сержусь на тебя?
— Из… из-за меня… — наконец дрожащим голосом ответил Гарри. — Вы сердитесь, потому что я на самом деле полный идиот и мог погибнуть.
— Уже лучше. И как это влияет на меня? — продолжал Снейп.
«ПОЖАЛУЙСТА, ну забудь уже!»
— П-потому что вы не хотите, чтобы я умер, — пробормотал Гарри.
— Хорошо. Преуменьшение века, но адекватное. Теперь — почему?
«Преуменьшение, о да. Ладно, значит, он действительно не хочет, чтобы я умер. Здорово. Теперь почему».
Гарри вспомнил эти… вчерашние объятия… и поморщился.
— Потому что я… потому что вы… потому что я важен для вас, — наконец выдавил он и робко посмотрел на Снейпа — тот был совершенно спокоен.
— Да, верно, — просто подтвердил профессор. — Я сержусь, потому что ты взял… — он помедлил, но продолжил: — Ты взял единственного самого важного человека в моей жизни и попытался превратить его в кучку неузнаваемого пепла. Тебе даже почти это удалось.
«Единственного самого важного — это кого?»
— Я… э-э-э… — Раньше Гарри никогда ни для кого не был так важен. Нет, насколько он помнит. Он постепенно привык к мысли, что Снейп заботится о нём, но это заявление всё ещё было ошеломляющим. Сердце колотилось со скоростью миллиона миль в час, и на мгновение он не мог придумать, что сказать. Дерьмо. Гарри прикусил губу. — Я не специально.
— Не специально что, Гарри? — Осуждающий взгляд Снейпа не дрогнул. — Не специально проснулся в полночь, нарушил комендантский час, вломился в мой кабинет, поджёг всё и интенсивно атаковал чары, установленные там для защиты тебя и других учеников?
— Я… — Гарри поморщился. Что он мог сказать? Он ведь на самом деле намеревался сделать всё это. — Я н-не знал…
— В классе мы говорили о влиянии температуры на зелья и ингредиенты для них, не так ли? Неужели ты всё это забыл?
— Нет…
— И всё же не увидел связи между этим и тем, что произойдёт, если тебе удастся прожечь себе путь в мою лабораторию.
Наконец Гарри не выдержал, обнаружив, что заговорил быстро, постепенно повышая голос:
— Я сказал, что сожалею, понятно? Я знаю, что я плохой, что снова облажался, и мне жаль, но я не знаю, как это исправить! Я вам тысячу раз говорил, что я плохой. Чего вы хотите от меня?
Не в состоянии придумать, что ещё сказать, не в силах больше выносить ни заботы, ни гнева, Гарри разрыдался.
***
Северус не знал, что делать.
«Гарри это заслужил, это обеспечит ему безопасность. Он должен чувствовать себя скверно, должен извиняться, должен быть расстроен».
Но Снейп вовсе не хотел доводить мальчика до слёз. Действительно не хотел.
«И скольких учеников ты заставил плакать, Северус? Неужели это так по-другому?»
Но, несмотря на логику, аргументы и решимость быть твёрдым, он не мог, хоть убей, позволить Гарри просто сидеть за столом и плакать.
— Гарри… — неловко начал он. Мальчик не поднял глаз, и даже Северус знал, что пытаться отговорить кого-то от слёз — нелепая трата времени, если только ты не готов быть суровым. Вместо этого он встал, обошёл вокруг стола и положил руку на затылок Гарри, слегка поглаживая. Ребёнок заплакал ещё сильнее.
«Прекрасно. У меня это отвратительно получается, — он тряхнул головой. — Честно говоря, Северус, ты сломал его, ты и исправь».
Оставив руку на шее мальчика, другой рукой он осторожно приподнял Гарри за локоть, притягивая его в объятия во второй раз за два дня.
Северус быстро научился получать удовольствие от того, как Гарри, часто такой сдержанный, так сильно реагировал на то, что его обнимали. Он не был уверен, ответит ли мальчик когда-нибудь на его объятия, но обнаружил, что тот не возражает. Гарри ясно дал понять, что хочет контакта, и этого было достаточно. То, что мальчик вообще желал прикосновений, было чудом. Он кажется таким маленьким, осознал Северус. Как будто свернулся калачиком и спрятался. И это нисколько не облегчало его чувства вины.
Через некоторое время Гарри начал успокаиваться, и Северус снова заговорил:
— То, что я хочу от тебя, не сильно отличается от того, что было всегда, Гарри. Я хочу, чтобы ты вырос здоровым и успешным. Кроме того, я хочу, чтобы ты понял, что когда я сержусь на тебя за что-то подобное, то в значительной степени потому, что не могу видеть, как тебе больно. И да, хотя я очень недоволен тем, что ты разгромил мой кабинет, но главное, что тебе нужно понять — ты сто́ишь больше, чем любой кабинет в любой точке мира. Я не потеряю тебя, Гарри. Мне не нравится видеть тебя несчастным, совсем наоборот, но мне также нужно оберегать тебя, и если это означает ругать тебя так каждый божий день и держать под домашним арестом, пока тебе не исполнится семнадцать, то так тому и быть. Ты не должен так рисковать. Мне всё равно, какова твоя мотивация. Мне также всё равно, как сильно я ненавижу наказывать тебя — я буду делать это снова и снова, пока ты не научишься быть осторожным. Теперь ты понял, или я должен повторить?