Выбрать главу

Саперы не очень-то боялись своего дивинженера, который не бывал с ними ни слишком строг, ни придирчив. Но он оставался пока что и не слишком доступным для них, не слишком понятным. Он пришел в дивизию со славой «штрафника». Перед этим он командовал орденоносным фронтовым понтонным батальоном, — и славно командовал! — но после одного ЧП на переправе прибыл с понижением в стрелковую дивизию. ЧП состояло в том, что во время переправы один танк свалился в воду и мост разомкнулся. Экипаж танка погиб. Некоторые очевидцы утверждали, что виноват был механик-водитель танка, не сумевший справиться с управлением, но сам Горынин на суде сказал будто бы так: «Его теперь не спросишь — и с него не спросишь».

Славгородцы без восторга встретили Горынина еще и потому, что здесь уже был подготовлен и представлен на должность дивизионного инженера свой человек — из тех проверенных в деле «старичков», что протопали вместе со своей непромокаемой, «дважды болотной» дивизией от самого Волхова. Это был майор Теленков, нынешний командир саперного батальона, так, между прочим, и оставшийся без повышения. Пожалуй, он помнил об этом еще и сегодня.

Не прошло здесь незамеченным и еще одно обстоятельство. Вслед за Горыниным из далекого и сравнительно спокойного фронтового госпиталя пришла в дивизионный медсанбат молодая строгая женщина, капитан медицинской службы Завьялова Ксения Владимировна. В первый же день она встретилась с Горыниным, и стало в общем-то ясно, что она добровольно последовала сюда за своим «штрафником». Вначале это даже как-то возвысило Горынина в глазах штабистов. Но затем нашлись дотошные люди, которые заглянули в личное дело нового дивинжа и установили, что он давно женат, имеет двух дочерей, что семья его живет далеко в тылу, в Тамбове, получая от Горынина деньги по аттестату. Тут отношение к новичку снова изменилось.

Он, конечно, все это замечал и чувствовал. Однако ни объясняться, ни оправдываться не собирался. И он, и Ксения Владимировна продолжали открыто встречаться, как будто их совершенно не интересовало мнение новых сослуживцев. Использовалась всякая передышка между боями, а иногда они виделись и во время боев, если Горынину удавалось приехать в дивизионные тылы. Медсанбатовские девчонки провели даже небольшую тайную дискуссию по этому поводу. Одни осуждали смелых любовников, другие проявляли терпимость, понимая, что война — штука серьезная и долгая, а третьи откровенно восхищались. «Вот так и надо любить, девочки! — говорили они. — Без оглядки!» И при всякой возможности выказывали Ксении Владимировне свое уважение, составив со временем ее негласную маленькую гвардию.

Возможно, через эту гвардию стало вскоре известно, что семейные обстоятельства у Горынина на самом деле еще сложней и запутанней, чем выглядят в личном деле. Оказывается, еще до войны он фактически разошелся с женой.

Он был женат на дочери военного и по совету тестя сам тоже вступил в ряды Красной Армии после окончания строительного института. Для начала ему дали саперный взвод. Потом неожиданно назначили на роту: в те годы перемещения по службе совершались иной раз скоропалительно, без всякой предварительной подготовки. Горынин честно старался оправдывать доверие. И все шло у него хорошо, пока не случилась в роте крупная неприятность. Горынина быстренько сняли с должности и лишили командирского звания. Пришлось ему переселиться в казарму. А жена его, забрав дочку, в тот же день уехала из гарнизона в Ленинград, к своим родителям. Перед отъездом при всех заявила, что больше не считает Горынина своим мужем и уезжает от него навсегда.

Дома ее приняли. Отец будто бы пытался отговорить строптивицу от поспешных решений, но даже крупные военные не всегда успешно командуют в собственном доме. На сторону дочери стала мать. А у дочери и без того был неуступчивый, резковатый, в духе эпохи, характер, и кроме того, она считала, что именно так обязана была поступить комсомолка, дочь комиссара.

Та же принципиальность и тот же характер помешали ей помириться с Горыниным и тогда, когда его, повнимательней разобравшись, восстановили в прежнем воинском звании. Он приехал в Ленинград за женой-отступницей. Приехал со всеми прежними кубиками в петлицах и с охапкой цветов. Жена сказала: «Завтра тебя снова разжалуют, а мне куда?»