Итак, четыре часа. Уже и сам голоден. Уши опухли, так курить хочется. Тогда ему показалось, что в тыл к немцам за пленным ходил. Устал очень.
Когда пришла Лена, радости не было границ. И детишки сразу притихли и заулыбались, и в доме сразу стало весело и радостно».
Ох, как давно это было! Как давно…
Что-то сердечко поддавливать стало. Бог ты мой, и слёзы из глаз. Ну, совсем стар стал. Стою и плачу. Люди вон идут, а я реву.
Он достал платок, постарался незаметно утереть глаза.
Ладно.
Успокоились.
Домой.
Открыл дверь. Родной запах дома.
Сынок Сашка, когда приезжает, обувь сбрасывает и по комнатам. Всё посмотрит, всё перещупает и лишь потом снимает пальто, шарф.
Смеётся:
«Папа, мне бы вдохнуть пару раз родной домашний запах – и уезжать назад можно».
Да, действительно, запах дома, где бы мы ни жили, удивительно одинаков. Исчез только особый аромат маминых изысков. Хотя какие там изыски! Супчик куриный, драники, котлетки домашние, солянка, борщ, рассольник. Все вроде бы известные блюда, но как здорово их делала Елена Ивановна! А теперь вот только сознание держит тот домашний аромат, труд дорогих сердцу рук жены.
Открыл холодильник, выложил продукты. Присел на кухне.
Тишина.
Сердце по-прежнему поддавливает. Что-то разволновался сегодня не в меру.
Померяем давление.
Господи, опять зашкаливает. Двести десять на девяносто.
И руку уже не трясёт, а бьёт прямо-таки.
Владимир Алексеевич вот уже более двадцати лет болел неприятной, непонятной, да и, видимо, неизлечимой болезнью. Болезнь Паркинсона. Больше для этой болячки подошло бы название «дрожательный паралич». Ходуном ходит правая рука. Трясучка напрягает, человек начинает волноваться, переживать, пытается не показывать этот дефект людям. Отсюда масса побочных проблем.
Лечат ли эту болезнь? Да, лекарства есть, их выписывают и даже бесплатно дают, но эти пилюли дают лишь сиюминутный эффект, больной к ним привыкает. Это уже как наркотик. Дозы увеличиваются, частота потребления возрастает. В аптеках что-либо новое появляется редко, один раз в лет эдак пять-шесть.
Вот уже не первый год, чувствуя невозможность сдержать трясучку, он стал понимать, что и ноги не хотят идти из-за этой же гадостной болезни, и спина плохо гнётся от неё же. В общем, всё стало сыпаться с большей и большей скоростью.
Искал он светил, академиков, специалистов по этому профилю. Кучу литературы прочитал. Сам стал крупным знатоком истоков и причин возникновения болезни Паркинсона. Однако знание сил не прибавляло. Оно порождало только ясное понимание бессилия и беспомощности человека в борьбе с этим недугом.
Смирись, жди участи.
Молчи.
Стисни зубы.
Держись.
Сколько мог, он держался. Но, видимо, его время уже подходит.
Вот и сердечко реагирует на болезнь. Поддавливает, иногда даже перед глазами темно становится.
Научился бороться и с этим. Присядет в кресло, сосредоточится на какой либо мысли, вроде бы проходит. Хотя бы на какое-то время.
Вот и сейчас принял лекарство, присел в кресло, на своё десятилетиями нагретое место. Прикрыл глаза. Темнота успокаивала. Виски отпускало.
Ну что, вспомним молодость.
«Лена. Впервые я увидел её летом сорок седьмого года. Сколько же лет прошло? Боже мой, больше шестидесяти лет назад. Вечность.
Я возвращался из отпуска. Ехал в плацкартном вагоне поезда из Литвы в Белоруссию. Заметил в соседнем купе миловидную девушку. Особенно поразили её глаза и улыбка.
Девушка выглянула в окно, и мы встретились взглядами. Несколько раз потом ещё я искал её взгляд и находил. Мы как бы молча, только взглядами, договорились встретиться.
И такая встреча произошла. Осенью, в выходной, прогуливаясь с друзьями по площади города, я вновь встретил те же улыбчивые глаза, тот же памятный взгляд. Мы улыбнулись друг другу, как старые знакомые. Дальше пошли в ход старые, как мир, способы обольщения.
Надо же, получилось!
И вот мы вместе.
Дальше – встречи, прогулки по парку, танцы в городском Доме офицеров.
Весной сорок восьмого года мы поженились.
Почти полста лет вместе.
В девяносто пятом ушла Леночка моя, и я только тогда особенно чётко понял, что такое она для меня. Моя жизнь, моя служба, мои дети, моё здоровье, в конце концов – это всё она. Я был полностью ограждён от семейного быта, от разного рода домашних проблем. В семье я получал только радость и позитивные эмоции.